83 
Убить легко.
Позволь тебя убить. Не укоряй. И не молчи – покорность доверчиво-безгласной немоты иль бунт немой равно бесцельны. Знаешь, мне очень больно убивать тебя. Ты чувствуешь: я ямбом говорю, как будто ямб сумеет укрепить мое решенье. Убивать легко. Ты чувствуешь, сочувствуешь, молчишь, без осужденья смотришь на меня и ждешь решенья. Жди. Сейчас. Сейчас…
Проклятый ямб.
А Настя говорила: «Ямбец, Снегирь. Войдя в такой размер, известно наперед: полезешь драться».
Она была права. Убить легко.
Кого? Тебя? Себя?!
Я никогда…
Баллада рыцаря
- Я никогда не стану здесь своим.
- Я – лжец, а люди вдребезги правдивы,
- И если происходят рецидивы,
- То лишь по наущению Змеи.
- Я никогда не стану вам родней.
- Я – пьяница, а вы воспели трезвость,
- И если где царит хмельная резвость,
- То лишь в беспутных, вскормленных Свиньей.
- Мне никогда не быть одним из вас.
- Я горд, а вы неизмеримо кротки,
- И, где в почете цепи и решетки,
- В опале грива честолюбца Льва.
- Давно пора мне на сковороду.
- Домой. В геенну. Смейтесь! – я в аду.
- Но если дом горит, и плачут дети,
- И псу подстилкой служит добродетель,
- И кротость с беззаконьем не в ладу, —
- Тогда зовите.
- Мрачен или светел,
- Как летний дождь, как ураганный ветер,
- Лев, и Свинья, и Змей, за все в ответе, —
- Зовите, люди!
- Громче! —
- я приду.
ХХ. Королева, рыцарь и червь
Предпоследних страниц загибая углы дрожащей рукой,
Мы с глазами в цвет солнца покорно вошли в расступившийся строй.
Мы не пели; и здесь завершилась эта судьба,
И у цели проклятья нам были росой на губах.
– А что выбрал ты? Червь, ты ведь однажды выбрал?!
Королева выступила из дверей храма. За спиной Польских, в пыльной тьме молельни, правым уголком рта ухмылялась Кривая Тетушка – у подательницы случайной удачи было своеобразное чувство юмора. Лучники попятились, впрочем, не отпустив пленников. Тамара Юрьевна всякий раз удивлялась первичному действию артефакта из Ливерпуля: эти кольчужные сетки, пластины, шипастые оплечья, пояс, усеянный бляхами, наручи-поножи – жуткий, колючий металл едва ли не на голое тело! – но результат был налицо. Казавшийся смешным рыцарю Ордена, доспех неизменно вызывал оторопь у обитателей локусов.
В небе над головой парила смутная запятая.
Королева знала: позови – явится.
– Ты убил? Согласился? Как, Червь? Ядом? Копьем? Огнем?! Убил и обрел покой… Или все-таки не обрел? Отвечай, падаль!
Она блефовала. Не будучи полностью уверена в своих догадках, королева била наугад с убежденностью наития. Такие стрелы, случается, попадают в цель вернее, чем посланные с точным прицелом: ядовитые, случайные, долгожданные. Червь отшатнулся. Ответ был написан на его младенчески розовом, тонкогубом лице: ответ бывшего рыцаря, однажды убившего ради покоя и получившего взамен – голод. Вечный. Беспощадный.
У голода не было проблем с зубами.
А у Книжного Червя – с ненавистью.
– Ты! – Вместо приказа схватить самозванку Червь метнулся к ближайшему лучнику, с ловкостью площадного акробата, человека-змеи, вырвав из рук копье. Перед ним насмехался отказ, не заслуживающий прощения; упрямство, не рассчитывающее на пощаду; королева, презревшая раба. Таких надо убивать лично. Вдыхая аромат крови. Даже понимая свою беспомощность в простейшем, яростном праве: уничтожить. – Ты! Здесь!..
Взмах копья.
Дрогнула крылатая запятая в небе: нет, не успеть.
А Снегирь, глупый Чижик, почувствовал зуд в пальцах: прорастали когти.
Тамара Польских видела, как они катятся по траве: Червь, мертвой хваткой вцепившись в копье, и Влад, прыгнувший на плечи искусителю. Сбитый с ног, извиваясь, скользя, Книжный Червь освободился бы сразу, но рыцарь бился неумело, нелепо, страшно, по-бабьи хватая за волосы, пытаясь достать горло любой ценой. Копье оказалось внизу, распоров бедро Снегиря острым краем наконечника, кровь измазала гибкий, бескостный торс Червя, ускользающего прочь, – и дикий вопль оглушил собравшихся:
– Не-е-ет!
Поздно. Великан-тридесятник, шагнув к дерущимся, наклонился и ахнул рыцаря кулаком в висок.
– Идиот!
Фонтан искр ударил из Влада. Россыпь огней прокатилась по хребту, ледяное пламя охватило талию. Наверное, он не сразу потерял сознание, – «пшик» длился долго, дольше обычного, заливая порог храма горящими брызгами, а все стояли и смотрели, забыв, где они, что они, кто они…
83 
