очень нудно 
36 
Мотоеси понимал: даже если он не сошел с ума, а на ветке действительно сидит самый настоящий тэнгу, то он все равно не может видеть на таком растоянии этих самых капелек – и в то же время он видел их столь отчетливо, словно тэнгу находился от него на расстоянии вытянутой руки!
И почему, почему никто, кроме него, не видит ни оборотня, ни тэнгу?!
Почему нет переполоха?!
А вот… показалось? Нет, опять: полупрозрачная тень дымкой плывет меж рядами, и сквозь воздушное косодэ придворной дамы, сквозь ее прекрасный и печальный лик просвечивают лица зрителей!
Призрак!
И опять никто, кроме него, Мотоеси, не видит призрака!
Наверное, так и сходят с ума.
Страсти кипят в твоей душе, не имея возможности выплеснуться наружу, ты уже не отличаешь порождений собственного рассудка от того, что тебя действительно окружает, – а потом стены внутреннего мира смыкаются вокруг, и ты уже не в силах выбраться из этой темницы, населенной призраками твоего собственного воображения.
Так это и происходит.
Мотоеси, сам того не замечая, ссутулился, словно под внезапно свалившимся на него грузом или под тяжестью лет, и побрел в «Зеркальную комнату», где его ждала маска оо-акудзе.
Спектакль он доиграет.
Даже безумным.
Маска лежала перед ним. Вертикальные складки на лбу, грозно сдвинуты брови, сверкают серебром огромные белки глаз, широкий сплющенный нос, оскалился рот с желтыми пеньками зубов, жидкая бородка встопорщена…
Маска злобного духа.
Оо-акудзе.
Вот только будь это обычный злой дух – все было бы гораздо проще! Как выразить до сих пор теплящуюся в глубине неуспокоенной души безнадежную любовь пополам с ненавистью к той, что так жестоко посмеялась над стариком, подсунув парчовый барабан, не издающий ни звука? Как выразить отчаяние и гнев, упорство и решимость, всю ту гамму чувств, которую, по замыслу отца, должен был испытывать покончивший с собой старик?!
Мотоеси скользил взглядом по оскаленному лику маски, но мысли юноши были сейчас далеко отсюда, и он никак не мог заставить себя сосредоточиться.
Конечно, ведь он сам прекрасно знает, что он – бездарность, в лучшем случае – посредственность, что бы там ни говорили окружающие!
Вот его старший брат Мотомаса…
4
Вскоре после того, как Мотомаса уехал с труппой в Исэ, отец перебрался в шумный приморский город Сакаи. Однако привлекала его здесь отнюдь не городская сутолока и не обилие театральных трупп, а относительная независимость города и местных властей от сегуна. К столичным веяниям здесь не слишком прислушивались. Город жил торговлей, граничащей с контрабандой, подати платил немалые, и платил их исправно…
Короче, в сегунате прекрасно понимали: прижми власти свободолюбивых сакайцев – и звонкий ручеек, текущий из морского порта в казну, мигом оскудеет.
А кто же режет фениксов для жаркого?!
Опальный мастер, поселившийся в тихом домике на окраине города, пришелся в Сакаи вполне ко двору. Теперь в городе была своя знаменитость, а то, что знаменитость находится в опале у сегуна, мало кого волновало. В столице своя жизнь, а у нас – своя. Не преступник же он, в конце концов, этот Будда Лицедеев?! А эстетические вкусы сегуна – это его личное дело.
Храни нас, Будда Амида!
В итоге Дзэами зажил в относительном покое, весь отдавшись написанию трактатов по искусству театра Но и новых пьес; изрядная доля времени уделялась медитациям и беседам с Безумным Облаком. Последний также обосновался в Сакаи, заявив: «Кацу! Я намерен нести дзэн в массы, а эти плешивые ослы пусть прячутся за стенами монастырей и занимаются там мужеложеством, засовывая свои мольбы в задницу всех будд разом!» И теперь Безумное Облако нередко наведывался в гости к Будде Лицедеев, не уставая изумлять юношу, в меру сил помогавшего отцу, своими выходками.
А еще Дзэами начал вырезать маски. Не на продажу – для себя. Ему просто нравилось это занятие.
Несколько раз Мотоеси порывался рассказать отцу, что же на самом деле произошло в тот жуткий вечер у холма Трех Криптомерий; намеревался даже показать маску, превратившуюся в безликую луну отрешенности, – но так и не собрался с духом.
Что-то всякий раз останавливало юношу…
При переезде Идзаса-сэнсей снабдил своего ученика рекомендательными письмами; этого хватило, чтобы Мотоеси разрешили дважды в неделю посещать одну из местных школ фехтования, – наставник, ценитель прекрасного, даже отказался брать плату с сына Будды Лицедеев.
36 
