Дмитрий

Ленчик попросил водилу – милого конопатого парнишку, страдающего заиканием, – остановиться на углу. Не доезжая метров ста до знакомого дома за невысокой оградкой. И дождался, пока сизая «Тойота», фырча, скроется во мраке. Это он правильно. Лужи уже просохли, и пройтись пешком – от нас не убудет. А водителю, который работает на бывшего Олегова одноклассника, ныне вокзального «бригадира», совсем ни к чему знать, по какому адресу мы заявились на ночь глядя.

Тем паче что «бригадир» открытым текстом выразил свой интерес к нашим проблемам. Пока, правда, интерес потенциальный, даже не интерес, а легкое намерение помочь в случае чего – чего?! – но меньше всего я люблю вот таких нечаянных альтруистов.

Как он сказал?

Я в доле?..

Ладно, это не моя забота.

– Ну что, пошли? – спрашивает Ленчик.

Пошли так пошли.

В доме горел свет. Калитка была не заперта, и за ней, у подстриженных кустов, нас поджидал старый знакомый – здоровенный доберман. Я бы предпочел видеть его на привязи, но мои предпочтения мало кого заботили. К Ленчику пес интереса не проявил (видно, признал сразу); меня наскоро обнюхал, зыркнул вверх, как бы сопоставляя зрительные ощущения с обонятельными, – и, явно удовлетворившись результатом сопоставления, принялся уже куда более внимательно знакомиться с верительными грамотами Олега.

Когда и с этим важным делом было покончено, пес обернулся к ожидавшей на крыльце хозяйке, словно спрашивая: «Гости? Или поздний ужин?»

– Свои, Борман, свои! Пропусти. Заходите, я уже и чайник поставила – вот-вот закипит…

Повезло псу с кличкой! Ну, давай, давай, партайгеноссе, пропускай, в ставке Гитлера все свои…

Как и в прошлый раз, мы расположились на веранде (свет здесь имелся, да и погода благоприятствовала). Только теперь над заварничком после короткого знакомства с хозяйкой принялся колдовать мой соавтор. А я тем временем, не особо смущаясь, разглядывал доктора Иванову. Что-то в ней изменилось с прошлого раза: тени под глазами (или это лампа виновата?), нервность движений, да и вообще вид у Зульфии Разимовны был какой-то растерянный.

– Он ко мне приходил, – без предисловий сообщает хозяйка, кусая губы. – Этот ваш…

Она умолкает и спустя минуту поправляется:

– Этот наш. Монахов. И знаете… вы будете смеяться, но Борман его испугался!..

Мы не смеемся.

Врач

За долгие годы практики Зульфия Разимовна успела привыкнуть (или, по крайней мере, притерпеться) к поздним звонкам, как к неизбежному злу. Профессия обязывала. Однако голос, который раздался в трубке, заставил ее вздрогнуть от неожиданности, ибо голос этот она узнала.

– Э-э-э… доктор Иванова?

«Да, да, все верно. Я тоже… кандидат!»

Монахов Владимир Павлович. Интеллигент-остеохондротик, одним ударом убивший на татами американского бойца-профессионала.

– Да, я вас слушаю.

– Это я… Помните? Монахов, Владимир Павлович, я у вас медкомиссию перед турниром проходил. Вы меня еще допускать не хотели…

– Да, я помню.

Она еще подумала, что предпочла бы не помнить, забыть, как страшный сон.

Не вышло.

– Скажите, вы не могли бы осмотреть меня повторно? Я… мне бы хотелось с вами проконсультироваться.

– Пожалуйста. Приходите завтра в 28-ю поликлинику, у меня прием с четырнадцати до девятнадцати, семнадцатый кабинет, пятый этаж.

– Нет, вы меня неправильно поняли! Я бы хотел, так сказать… в приватном порядке. За соответствующее вознаграждение!

«Пропала собака по кличке Дружок. Просьба вернуть за соответствующее вознаграждение…»

– В каком это смысле: в приватном порядке? – холодно поинтересовалась Зульфия Разимовна. Она ничего не имела против оплаты труда, в особенности своего, но подобных разговоров не любила.

Сразу остро ощущалась… собственная цена, что ли? Не то чтобы противно, но знать свою цену далеко не всегда доставляет удовольствие.

А может, она просто нервничает?

– Ну… не в кабинете. Я бы хотел на дому. Вы не возражаете, если я к вам подъеду?

«Возражаю!» – хотела было возмутиться доктор Иванова. Но вдруг вспомнились многозначительные взгляды, которыми обменялись перед уходом от нее Леонид и этот… Дмитрий? Вспомнился последовавший вскоре звонок Леонида: «Я сегодня на заседании общества не буду. Ничего особенного, просто руку малость повредил. Не обо что, а об кого. Об Монаха… да вы его знаете! Ага, именно он… ладно, чепуха все это!» Зульфия Разимовна понимала, что после скорее всего будет ругать себя за нездоровое любопытство, но росток подлого сорняка уже проклюнулся в душе. Может быть, этот Монахов – феномен? Как теперь говорят: «человек с паранормальными способностями»? Интерес был и личный, и чисто профессиональный. И поэтому, помедлив секунду, доктор Иванова произнесла в ждущую трубку совсем другое, чем предполагалось вначале:

  63