24 
Через восемь дней мир перестал зевать.
А Рашид аль-Шинби напрочь забыл про анализ маленького Валиха — и вспомнил только сейчас, стоя в пустом коридоре и здороваясь с господином Али-беем.
— Что это у вас, уважаемый хаким? — странным тоном проговорил огромный мушериф, останавливаясь рядом.
Рашид опустил глаза и воззрился на оброненный госпожой Коушут снимок.
— Да так… — смущенно пробормотал историк. — Просто фотография…
Не объяснять же господину хайль-баши, в самом деле, предысторию находки — в очевидные вещи люди верят туго, еще решит, чего доброго, что уважаемый хаким увлекается юными девочками больше, нежели подобает работнику мектеба «Звездный час»!
Если шаль валяется у ног девчонки, возможно, на последующих снимках у ног станет валяться и все остальное?
— Разрешите? — Глянцевый листок птицей выпорхнул из пальцев Рашида, и Фаршедвард Али-бей принялся разглядывать изображенное на нем.
Круглое лицо хайль-баши озабоченно морщилось, реденькие бровки ползали у кромки коротко остриженной челки, и почему-то в ушах историка отдаленно прозвучали скрежет металла, ржание коней и грохот сшибающихся всадников.
— Замечательный кадр, — наконец прогудел хайль-баши. — Динамичный, образный, вдобавок это пятно у кромки… Не поделится ли почтенный хаким опытом: как ему удалось сделать такую потрясающую фотографию?
— Видите ли, — замялся Рашид, всеми фибрами души ощущая неуют и беспокойство. — Как вам сказать…
Но Фаршедвард Али-бей, казалось, его не слышал.
— Замечательно, — бормотал он, вертя снимок то так, то эдак. — Прекрасно… Не подарите ли вы мне ваш шедевр? Полагаю, у вас остались негативы? Я даже согласен заплатить — работа того стоит!
— Что вы! Заплатить? Я не…
— Ну и чудненько! Ас-салам, господин аль-Шинби, до встречи!
Рашид тупо смотрел вслед удаляющемуся хайль-баши, проклинал свою застенчивость и понимал: десять минут назад рукой историка водила сама судьба, подсказав сделать несколько пробных копий с упорхнувшего снимка. Вернее, копий он еще не сделал, но — дай Творец, чтобы первые кадры не оказались засвеченными! — обязательно сделает, завтра или в крайнем случае послезавтра, после чего отдаст госпоже Коушут…
«Или вообще не отдавать? — внезапно подумал аль-Шинби. — Никто меня, поднимающего фотографию, не видел; этот жирный мушериф-фотолюбитель наверняка уверен, что я сам снимал дурацкую девчонку…»
Так и не решив до конца, что он будет делать, Рашид направился по коридору к лестнице, ведущей на первый этаж.
Ему никак не удавалось избавиться от ощущения, что его только что обокрали.
Пустота гулко подсмеивалась над каждым шагом хакима.
Глава седьмая
Хабиб
- Что-то не так? — но выключи свет.
- Пусть темные мысли приходят к тебе.
- Сны о лгунах, сны о войне, сны о драконьем огне
- и сны о тех тварях, что норовят тебя укусить во сне.
Он лежал на полу, лицом вверх, глядя в салатного цвета потолок, расписанный тонким витиеватым орнаментом. Кадаль не знал, сколько прошло времени, сколько он пробыл… даже не в обмороке, а в каком-то сумеречном, нереальном забытьи, в муторном ничто без времени, без пространства, без жизни и смерти.
Голова не просто раскалывалась от боли — создавалось впечатление, что перезревший орех давным-давно раскололся от напора изнутри и теперь в дымящихся остатках мякоти копошатся злые красные муравьи, все глубже вгрызаясь в бугристую плоть.
Доктор Кадаль терпеть не мог таблеток, но чутье раненого животного подсказывало, что одним точечным массажем ему не обойтись. С немалым усилием встав на четвереньки, он добрался до ореховой тумбочки в углу комнаты, зубами вцепился в полумесяц медной ручки (оторвать от пола хотя бы ладонь было равносильно новому обмороку), выдвинул на себя верхний ящик, и, когда тот упал на ковер, он позволил и себе рухнуть рядом, после чего вслепую нашарил упаковку нейролгина.
Минут через двадцать полегчало. Экран Иблисова детища все еще злорадно светился, но содержавшийся в нейролгине транквилизатор уже начал действовать, так что доктор, погрозив голубому квадрату кулаком и жадно допив остававшийся в бокале тоник, поплелся в спальню.
Уже выключая свет, он вдруг понял, что боится.
Боится спать.
Боится гостей, что могут прийти к нему во сне.
Но, когда изнеможение склонилось над кроватью и поцеловало его в лоб, страх отошел в сторону и уступил место сну.
24 
