очень нудно 
38 
Потом — дворы, темные переулки, проходные подъезды, мелькающие вдалеке огни центрального проспекта, клубок запутанных улочек районов Бахри и аль-Румалайн…
Девочка пришла в себя уже на окружном шоссе, направляясь к юго-восточной окраине города.
Она догадывалась, куда несут ее ноги. Именно так: «догадывалась» — а не «знала». Примерно в получасе ходьбы от города, по правую руку от окружной трассы, лесомассив нехотя расступался, открывая ровную поляну — считай, целое поле! — правильной круглой формы, поросшую сочной зеленой травой. По таинственной причине здесь никто не пас коз или баранов, никто эту траву не косил, и даже пикники случались тут редко. Говорят, в прадавние времена здесь располагалось центральное турнирное поле, куда в отведенные дни собирался чуть ли не весь Дурбан.
Может, и правда
Главное, что сейчас они направлялись именно туда, а весь нынешний Дурбан пусть спокойно спит и не лезет не в свои дела. Девочка даже не удивилась, что думает о себе во множественном числе. Они — это, конечно же, она сама, старый двуручник и… и десять ножей Бао-Гунь. А кто же еще?
Действительно, больше на шоссе никого не было — ни машин, ни пешеходов; дома города остались позади, и только справа мерцала в лунном свете витая решетка ограды, отдаленно напоминавшая ограду музея. Девочка со слабым удивлением сообразила, что за оградой, в глубине большого ухоженного парка, находится тот самый… ну очень «престижный» мектеб, куда ее так настойчиво приглашали и куда ей никак нельзя было идти! Никак. Там, за витой оградой, в глубине старинного парка, таилось что-то страшное. Очень страшное. Страшнее, чем пьяные небритые ублюдки с автоматами и сумкой гранат — этих девочка не боялась, потому что темное знание всякий раз подсказывало, что с ними делать. Вот они, ножи, под шалью… Девочка на всякий случай еще раз нащупала по-прежнему теплые шершавые рукоятки. Это реальность… как бабушка или рассвет. А там, в недрах «престижного» мектеба, притаилось кое-что пострашнее, чему не перережешь горло, не всадишь в глаз бьющий без промаха короткий клинок. Может, там спит уставшая за день Смерть. И хорошо еще, если так. Потому что это может оказаться гораздо хуже Смерти.
Если бы девочка знала, что значит — сойти с ума, она бы, наверное, испугалась.
Или не испугалась.
В следующий момент из-за поворота шоссе послышался неторопливо приближающийся стук копыт.
«Конный патруль, — взорвалась мгновенная догадка, разом обрубившая нить размышлений. — Наверняка захотят узнать, что у меня за спиной!»
Девочка беспомощно огляделась в поисках укрытия, но спрятаться было негде: слева — вспаханное поле с только начинающими пробиваться молодыми ростками, справа — ограда зловещего мектеба. И луна, сияющая вполнеба. А стук копыт уже совсем рядом сейчас патрульные покажутся из-за поворота, и перелезть через ограду она явно не успеет…
Решение пришло само собой. Наверняка не самое удачное — будь у нее (у них?) хоть минута, она (они?) наверняка придумала бы что-нибудь получше.
Но минуты не было, и девочка, торопливо просунув между прутьями решетки завернутый в лоулезское знамя эспадон, с хрустом погрузила ржавое тело меча в переплетение кустов у самой ограды. Оглянулась: ага, вон напротив дорожный знак — захочешь, не ошибешься!
Она даже умудрилась отбежать от ограды и сделать несколько шагов по шоссе, прежде чем ее заметили.
— …С подругами гуляла… потом они подшутить решили, попрятались, а я этого района не знаю — заблудилась… Где живу? Тупик Ош-Дастан, дом четвертый, второй этаж. С бабушкой… Не вру, не вру я, господин мушериф, спросите в Ош-Дастане бабушку Бобовай — ее там все знают! А я — ее внучка, правнучка я…
— Отвези-ка ты ее домой, Ахъяд, — после некоторого раздумья проговорил наконец старший. — Ишь ты, внучка-правнучка!
Старшему шел двадцать первый год, он лишь неделю назад получил звание он-баши,[25] чем ужасно гордился, и теперь изо всех сил старался выглядеть серьезным и рассудительным, как и положено начальнику.
— Сам знаешь, ночью на улице с такой вот пичугой всякое может случиться. Я ведь насквозь вижу — не врет. Все равно дежурство заканчивается…
— Да чего там, господин он-баши, конечно, отвезу! — ухмыльнулся рябой Ахъяд, одногодок старшего — я тот район знаю и даже про бабку Бобовай краем уха слыхал. Вредная, говорят… — Ахъяд осекся и поспешно захлопнул рот. — Садись, кроха, подвезу, — закончил он уже совсем другим тоном.
38 
