очень нудно 
60 
Даже если начать разъяснять… нет, пожалуй, лучше не стоит.
— Вы что, другого места не нашли? — поинтересовался «горный орел», наконец приведший себя в сидячее положение.
Фаршедвард ослабил хватку и начал задумчиво сползать с телохранителя.
— Шейх, сзади! — прохрипел Альборз.
Большой Равиль резко обернулся, его рука скользнула под пиджак, нащупывая рукоятку пистолета…
Позади никого не было.
Если не считать медленно удаляющейся девчонки, несущей на плече тяжелую и корявую железяку.
— Что — сзади? — зарычал ар-Рави на телохранителя. — Кто — сзади, придурок?!
— Она… шейх, клянусь мамой, она зарезать вас хотела!
— Девчонка?! У тебя что, черви в голове завелись?
— Целый выводок, — хмыкнул Фаршедвард, хотя его-то никто к разговору не приглашал. — Кишмя кишат.
И, видимо, зря напомнил о себе.
— А вам, господин хайль-баши, я заявляю официальный протест в связи с попыткой незаконного задержания моего человека! — мигом вступился «горный орел» за оскорбленного в лучших чувствах телохранителя. — И требую немедленно его отпустить!
— Поклянется (мамой или в крайнем случае одним из пап!) не покушаться на жизнь девочки — отпущу.
— Альборз! Это правда?
— Она собиралась убить вас, господин! — Альборз-пахлаван заплакал бы, если б умел. — Я верен долгу, шейх! Ваша драгоценная жизнь для меня дороже собственной, а вы, шейх… вы верите этому… этому…
Пахлаван очень старался говорить культурно. Как ни странно, это ему почти удалось, только слова подбирались неохотно, вроде бусин из порванного ожерелья.
— Если б Сколопендра хотела убить твоего шейха, мы бы сейчас копали могилу! — процедил сквозь зубы Фаршедвард Али-бей, окончательно выпуская телохранителя на волю.
Альборз поднялся, глядя в землю, отряхнул грязь с одежды и понуро отправился искать свой пистолет.
Шейх «Аламута» и хайль-баши смерили друг друга оценивающими взглядами и молча отвернулись: оба решили, что лучше будет счесть инцидент исчерпанным.
Глава третья
Хаким
- Прорастают семена из пепла,
- Вскормлены углями и золой.
- Это я, наверное, ослепла,
- Стала злой.
Беловолосый… или это уже он, хаким Рашид?
Демон У, все перепуталось! Музей, кибитка, экзамены, пытки, боль своя, чужая… Нет, глаза открыл все-таки Рашид аль-Шинби. Слегка близорукие глаза, не таким гореть волчьими огнями из-под падающих на лоб белых прядей. Вот только сон, к сожалению, продолжался: угловатая девчонка (та самая, с краденого снимка, из краденого сна!) пыталась довести до конца гнусное злодеяние — заклинив знакомый двуручник между почти сросшимися стволами кизила, она всем щуплым телом налегла на меч, силясь переломить его пополам.
Не получилось.
Плохо заклиненный меч с визгом вырывается, падает наземь. Маленькая дрянь поднимает его и с упорством муравья…
— Стой! Стой, пакость! Не сметь!
Ноги плохо слушаются, в колени насыпан песок, тело носит из стороны в сторону — но хаким успевает вовремя! Девчонка отшатывается, закрываясь от него мечом.
Злосчастный кизил — между ними.
— Отдай немедленно! С ума сошла — это же музейный экспонат! Реликвия! Ей цены…
Стоп! Сон или явь? Откуда у нее эспадон?!
— Ты что, украла его? — зашипел Рашид, грозно наступая на тощую пакость, сверкавшую из-за лезвия глазами. — Украла?! Ты, ты, воровка, змея подколодная, сколопендра! А ну немедленно… давить, давить таких во младенчестве…
Рашид уже плохо соображал, что говорит, и вдруг оказалось, что ему в некотором роде наплевать на украденный экспонат. Кража меча — только повод, последняя капля… убить, убить подлую тварь! Хаким не замечал, что кричит это вслух, во весь голос, что люди вокруг постепенно приходят в чувство и с недоумением смотрят на разбушевавшегося аль-Шинби, а в глазах девочки зажигаются зеленые свечечки, плотно сжимаются побелевшие губы, и лицо приобретает очень неприятное, совсем не детское выражение…
Взъярясь окончательно, Рашид бесстрашно ухватился прямо за лезвие эспадона, пытаясь отобрать реликвию, но девчонка рванула меч на себя, и хаким с криком отдернул руку.
Тишина.
Гулкая, чужая тишина.
Он стоял, тупо уставясь на ладонь, испачканную ржавчиной и текущей из пореза кровью.
Саднило ободранное о ствол кизила предплечье.
— Отдай, — тихо произнес хаким Рашид, чуть не плача.
В ответ девочка только отрицательно мотнула головой и отступила еще на шаг, прижавшись спиной к коре старой магнолии.
60 
