очень нудно 
42 
У клочка флуктуации были сложные, темные для человека отношения с континуумом. Ограниченный не сроком и расстоянием, а чем-то другим, загадочным, недоступным для белкового существа, огрызок честно предлагал свои услуги. В ответ Тарталья честно пользовался, даже не стараясь понять. Пока ящик вертелся, сверкая подвижными сегментами, словно «Кубик Борджиа», он вспоминал трагический бой «Этны», который лишь чудом не закончился гибелью корабля. Вибрировали рукояти энергоприемника, дергалась татуировка на плече; инородная сила ковырялась в теле, исследуя или развлекаясь…
«Ты только не нервничай, малыш, – бросил издалека маэстро Карл. – Знаешь, что я думаю? Эта флуктуация… в смысле, дэв… Что, если это был наш коллега?»
«Вы заговариваетесь, маэстро?»
«Наверное. Но я все время размышляю: а вдруг это был невропаст? Почему бы среди многообразия флуктуаций не оказаться и одному невропасту? Вспомни, как он ковырялся в тебе. Посмотри на работу с пучками. Очень уж похоже…»
«Хорошо, если невропаст, – буркнул Гишер. – А если экзекутор?»
«Тихо! – угомонил обоих Лючано. – Не видите? Мы в детской…»
– Кука!
– Сынка!
– Кука!
Двухлетний малыш, кудрявый и веснушчатый, с презрением покосился на сестру – свою точную копию. Ох уж эти девчонки! Годовалому несмышленышу видно, что игрушка – машинка, а никакая не кукла. Колеса, руль… Разве у кукол бывают руль и колеса?
– Сынка!
Не трудясь подбором встречных аргументов, девочка попросту взяла машинку, кое-как закутала в носовой платок и принялась укачивать.
– Баю-бай! Баю-бай…
В определенной степени она была права. Завод у машинки кончился, та стояла на месте, никуда не ехала, веселя мужское сердце, а значит, вполне могла смириться с ролью куклы.
– Бай? – задумался мальчик. – Ба-а-ай, сынка…
Из кресла-качалки за детьми вполглаза наблюдала няня – очень толстая вудуни с добрым, морщинистым лицом. В руках няни мелькали спицы: толстуха вязала шаль с кистями и «косами». Впору было запечатлеть эту мирную картину для рекламы спиц «Puppy-Plus» – с подсветкой, автоматическим контролем набора петель, вариатором комбинаций для отверстий накида и убавления, а также со встроенным нано-массажером «Никумоти» для акупунктуры пальцев.
Жалованью няни могло позавидовать большинство ее коллег. Такие спицы позволишь себе не вдруг. Надо, чтобы твои профессиональные качества соответствовали по меньшей мере категории «Мадре-ди-Магуа» – педагогика (магистратура), медицина (бакалаврат), детская психология (магистратура), духовиденье (степень Йайа Нганга, контроль менструальных циклов) и так далее, вплоть до отворота порчи девятью тайными способами.
Тогда богатые клиенты выстроятся к тебе в очередь на десять лет вперед.
– Ба-а… бай, сынка…
Лицо кудрявого малыша превратилось в гипсовую маску. Даже веснушки, казалось, выцвели. Глаза остекленели, став похожими на окна заброшенного дома. Продолжая тихо бубнить унылое «Ба-ай…», ребенок раскачивался вперед и назад, словно исполняя удивительный ритуал.
Девочка посмотрела на брата.
Отвернулась.
И продолжила укачивать машинку.
Левая рука мальчика дернулась. Под непрекращающееся «ба-а…» пальцы заскребли по полу (ковролин с подогревом, антибактериальный ворс) – еще раз, и еще, с настойчивым упорством выцарапывая повторяющийся узор. Естественно, на полу не осталось и следа, но ребенка это не интересовало.
Няню поведение малыша не заинтересовало тоже. Другая женщина уже кинулась бы если не к подопечному, так к коммуникатору – с воплями звать родителей, врачей, специалистов по расстройствам психики… Но старая Ньяканже не впервые работала с детьми гематров. И знала: когда маленьких охватывает счисление, лучше ждать и не вмешиваться.
Это безопасно.
Более того: это полезно.
И уйдет само, как и пришло.
Зато Лючано следил за ребенком, не отрываясь. Грех жаловаться на недостаток жизненного опыта, но он счисление видел впервые. Распластавшись над волшебным ящиком, зажав в сотнях ладошек пучки, ведающие управлением, он слегка пощелкивал ими, не давая времени и пространству резко сместиться в сторону – и смотрел, смотрел, смотрел с ужасом и восхищением.
Действия кудрявого любителя машинок напоминали поведение идиота. Но глубина, сосредоточенность, бесконечная целесообразность, таившаяся в них… Лючано вспомнил лицо Иржи Кронеца, скрипача-вирутоза, солиста Вернского симфонического оркестра. Операторы, снимавшие концерты Кронеца, старались не брать лицо музыканта крупным планом. Скомканные вдохновением черты безумца вызывали у зрителей оторопь, мешая наслаждаться волшебством звуков. Скрипач плямкал губами, шмыгал носом, вздергивал куцые бровки на лоб, едва ли не ушами шевелил! – и лишь в глазах, в жабьих, выкаченных глазах, ослепших от счастья, билась пойманная в силки Вселенная.
42 
