Последние отзывы

  102  

«И зачем они все собрались тут?» – думал Нехлюдов, невольно вдыхая вместе с пылью, которую нес на него холодный ветер, везде распространенный запах прогорклого масла свежей краски.

На одной из улиц с ним поравнялся обоз ломовых, везущих какое-то железо и так страшно гремящих по неровной мостовой своим железом, что ему стало больно ушам и голове. Он прибавил шагу, чтобы обогнать обоз, когда вдруг из-за грохота железа услыхал свое имя. Он остановился и увидал немного впереди себя военного с остроконечными слепленными усами и с сияющим глянцевитым лицом, который, сидя на пролетке лихача, приветственно махал ему рукой, открывая улыбкой необыкновенно белые зубы.

– Нехлюдов! Ты ли?

Первое чувство Нехлюдова было удовольствие.

– А! Шенбок, – радостно проговорил он, но тотчас же понял, что радоваться совершенно было нечему.

Это был тот самый Шенбок, который тогда заезжал к тетушкам. Нехлюдов давно потерял его из вида, но слышал про него, что он, несмотря на свои долги, выйдя из полка и оставшись по кавалерии, все как-то держался какими-то средствами в мире богатых людей. Довольный, веселый вид подтверждал это.

– Вот хорошо-то, что поймал тебя! А то никого в городе нет. Ну, брат, а ты постарел, – говорил он, выходя из пролетки и расправляя плечи. – Я только по походке и узнал тебя. Ну, что ж, обедаем вместе? Где у вас тут кормят порядочно?

– Не знаю, успею ли, – отвечал Нехлюдов, думая только о том, как бы ему отделаться от товарища, не оскорбив его. – Ты зачем же здесь? – спросил он.

– Да дела, братец. Дела по опеке. Я опекун ведь. Управляю делами Саманова. Знаешь, богача. Он рамоли. А пятьдесят четыре тысячи десятин земли, – сказал он с какой-то особенной гордостью, точно он сам сделал все эти десятины. – Запущены дела были ужасно. Земля вся была по крестьянам. Они ничего не платили, недоимки было больше восьмидесяти тысяч. Я в один год все переменил и дал опеке на семьдесят процентов больше. А? – спросил он с гордостью.

Нехлюдов вспомнил, что слышал, как этот Шенбок именно потому, что он прожил все свое состояние и наделал неоплатных долгов, был по какой-то особенной протекции назначен опекуном над состоянием старого богача, проматывавшего свое состояние, и теперь, очевидно, жил этой опекой.

«Как бы отделаться от него, не обидев его?» – думал Нехлюдов, глядя на его глянцевитое, налитое лицо с нафиксатуаренными усами и слушая его добродушно-товарищескую болтовню о том, где хорошо кормят, и хвастовство о том, как он устроил дела опеки.

– Ну, так где же обедаем?

– Да мне некогда, – сказал Нехлюдов, глядя на часы.

– Так вот что. Вечером нынче скачки. Ты будешь?

– Нет, я не буду.

– Приезжай. Своих уж у меня нет. Но я держу за Гришиных лошадей. Помнишь? У него хорошая конюшня. Так вот приезжай, и поужинаем.

– И ужинать не могу, – улыбаясь, сказал Нехлюдов.

– Ну что ж это? Ты куда теперь? Хочешь, я довезу.

– Я к адвокату. Он тут за углом, – сказал Нехлюдов.

– А, да ведь ты что-то в остроге делаешь? Острожным ходатаем стал? Мне Корчагины говорили, – смеясь, заговорил Шенбок. – Они уже уехали. Что такое? Расскажи!

– Да, да, все это правда, – отвечал Нехлюдов, – что же рассказывать на улице!

– Ну да, ну да, ты ведь всегда чудак был. Так приедешь на скачки?

– Да нет, и не могу и не хочу. Ты, пожалуйста, не сердись.

– Вот, сердиться! Ты где стоишь? – спросил он, и вдруг лицо его сделалось серьезно, глаза остановились, брови поднялись. Он, очевидно, хотел вспомнить, и Нехлюдов увидал в нем совершенно такое же тупое выражение, как у того человека с поднятыми бровями и оттопыренными губами, которое поразило его в окне трактира.

– Холодище-то какой! А?

– Да, да.

– Покупки у тебя? – обратился он к извозчику.

– Ну, так прощай; очень, очень рад, что встретил тебя, – сказал Шенбок и, пожав крепко руку Нехлюдову, вскочил в пролетку, махая перед глянцевитым лицом широкой рукой в новой белой замшевой перчатке и привычно улыбаясь своими необыкновенно белыми зубами.

«Неужели я был такой? – думал Нехлюдов, продолжая свой путь к адвокату. – Да, хоть не совсем такой, но хотел быть таким и думал, что так и проживу жизнь».

XI

Адвокат принял Нехлюдова не в очередь и тотчас разговорился о деле Меньшовых, которое он прочел, и был возмущен неосновательностью обвинения.

– Дело это возмутительное, – говорил он. – Очень вероятно, что поджог сделан самим владельцем для получения страховой премии, но дело в том, что виновность Меньшовых совершенно не доказана. Нет никаких улик. Это особенное усердие следователя и небрежность товарища прокурора. Только бы дело слушалось не в уезде, а здесь, и я ручаюсь за выигрыш, и гонорара не беру никакого. Ну-с, другое дело – прошение на высочайшее имя Федосии Бирюковой – написано; если поедете в Петербург, возьмите с собой, сами подайте и попросите. А то сделают запрос в министерство юстиции, там ответят так, чтобы скорее с рук долой, то есть отказать, и ничего не выйдет. А вы постарайтесь добраться до высших чинов.

  102