очень нудно 
35 
В 1998 году «Хельга», потеряв только один стул и одно кресло (они попросту развалились и были выброшены), воссоединилась и переехала в Калининград, через всю страну и две границы. Она служила бабушке верой и правдой, но бабушка умерла, и «Хельга» теперь стоит на родительской даче, недалеко от Балтийского моря. На этой даче собирается много друзей, там приятно и весело. А полированный стол и сервант с маленьким зеркальным баром до сих пор создают какую-то вневременную, жизнерадостную обстановку… А сколько холодильников, проигрывателей и даже ещё живых пылесосов из тех времён перекочевали на дачи! До сих пор работают, и с каждой этой вещью связана история нескольких поколений. И какой-нибудь мужчина за сорок может сейчас сказать, заехав к родителям на дачу и глядя на старый холодильник: «Мама, а помнишь вот эту вмятину я сделал, когда мне было пять лет… Большим железным самосвалом… Вот она, царапина. Помнишь, мама?»
Мне не верится, что я старше героев «Старого Нового года». Я не хочу сказать, что моё детство было недавно – для меня оно было давно… Вячеслав Невинный уже ушёл из жизни, с Сан Санычем Калягиным мы приятельствуем, и мы теперь коллеги. Но для меня герои этого фильма всегда будут недосягаемо взрослыми, как мои родители…
А Старый Новый год – это такой странный и исключительно наш праздник, в который как раз о чём-то подобном, о чём-то безвозвратно ушедшем можно подумать и с удовольствием вспомнить.
14 января
С ужасом посмотрел и послушал новости про землетрясение на Гаити. То, что произошло, не укладывается в голове: число жертв от ста до пятисот тысяч человек. Эти цифры не поддаются осознанию. И уж совсем невозможно представить, что там сейчас происходит…
А ещё я услышал о том, что задержан человек, убивший недавно в Москве дорожного рабочего. Он оказался подполковником милиции, то есть старшим офицером, занимающим серьёзную должность в московской милиции… Я просмотрел несколько выпусков новостей и так и не дождался выступления или заявления министра внутренних дел. Министр не дал нам никаких объяснений. Как же так?!
Мы давно привыкли не доверять людям в милицейских погонах, мы отлично знаем, что они берут взятки, и многие изначально хотели милицейских погон для того, чтобы брать взятки, иметь власть и этой властью распоряжаться как заблагорассудится. Далеко не все, но многие… Мы почти не надеемся на защиту… Но я совсем не готов к тому, что от людей в милицейской форме исходит смертельная опасность.
Я уже писал о спокойствии и безразличии, о привычке к демагогии и ничем не обеспеченному пафосу, которые так любит наша сегодняшняя власть. Думаете, я удивляюсь тому, что после столь решительного надувания щёк нашим президентом огромное число игорных заведений продолжает спокойно работать под вывеской интернет-клубов или за другими чисто символическими ширмами? Всё это прекрасно известно тем самым органам, которые «успешно» справились с поставленной задачей по закрытию этих заведений, по-прежнему открытых по всей огромной стране. Про это уже даже перестали говорить. А зачем? Демагогия утомляет, а государственная демагогия – усыпляет.
Но видеть в одном выпуске новостей репортаж о задержанном за убийство беззащитного дорожного рабочего подполковнике милиции и сюжет о том, как наш президент в камуфляжной форме осматривает новую военную технику, мне противно. Не правда ли, возникает ощущение, будто мы очень быстро привыкли к тому, что офицеры милиции убивают беззащитных граждан? В какой стране такое возможно? Я имею в виду страны, с которыми наша государственная власть себя ассоциирует и равняет, то есть некие цивилизованные страны.
Это же так ясно! Офицеры милиции – люди, давшие присягу, их профессия заключается в том, чтобы следить за соблюдением закона и защищать законопослушных граждан. Для этого у них есть оружие и разрешение на его применение, соответствующие документы и особые права. У меня нет этих прав. И оружия у меня нет и никогда не было. Зато у меня есть дети, жена, родные люди, за которых я беспокоюсь. Я много работаю, и с каждой проданной книги, с каждого проданного на мой спектакль билета государству платятся налоги. На эти налоги обучают и содержат людей, на защиту которых я надеюсь. Я хочу знать, что в своей стране я не беззащитен. Я не хочу иметь оружие. Я хочу, чтобы это оружие было у тех, кому его доверило государство.
35 
