40

28 декабря стояла прекрасная погода. Исао пребывал в нерешительности. Завтра, 29 декабря должна была состояться церемония наречения его высочества наследного принца. Не годится, чтобы этот радостный день страницы утренних газет омрачили известиями о несчастье, если уж оно придется на счастливый день, пусть это произойдет после того, как завершится церемония, закончатся поздравления. Ждать дальше было опасно — могли затеять пересмотр их дела.

29 декабря тоже погода была чудесной.

Исао позвал с собой Саву участвовать в праздничном шествии с фонариками перед императорским дворцом, надел поверх школьной формы пальто и, держа в руке фонарик, вышел из дому.

Они с Савой поужинали пораньше на Гиндзе: по улице двигались украшенные цветами трамваи, толпу словно прорезали горевшие электрическим светом иероглифы поздравления в обрамлении хризантем и золотые пуговицы на синей форме гордо восседавших на своих местах водителей.

От моста Сукиябаси к дворцу надвигались волны процессии с праздничными фонариками. У всех в руках горел, отражаясь в водной глади рвов, освещая сумеречные зимние сосны, солнечный круг на белом фоне.^[84] На площади перед дворцом горящие фонарики разогнали окутавший сосны мрак, наполнили пространство необычным, колеблющимся светом. Беспрестанно звучали приветственные крики «Банзай! Банзай!», пламя во вскинутых руках выхватывало из темноты распахнутые в крике рты, напрягшиеся кадыки. Лица то погружались в тень, то вдруг снова возникали в неясном мерцании.

Сава вскоре потерял Исао. Целых четыре часа он безуспешно искал Исао в толпе и только потом, вернувшись в школу Сэйкэн, сообщил о его исчезновении.

Исао вернулся на Гиндзу, купил там короткий меч и кинжал в таких же простых ножнах, кинжал он спрятал под формой, а меч кое-как затолкал во внутренний карман пальто.

Он торопился, поэтому доехал до станции Симбаси на такси и успел-таки на поезд, идущий в Атами. В поезде было пусто. Исао расположился один там, где были места для четверых, достал из кармана журнальную вырезку и перечитал ее. Он вырвал эту страницу из новогоднего номера журнала устных рассказов, который брал у Савы.

Заметка называлась «Как провожают старый и как встречают Новый год наши известные политики и финансисты». В ней о Курахаре было написано следующее: «Бусукэ Курахара не посвящает эти дни игре в гольф, а проводит их очень просто: каждый год, освободившись от дел, он сразу уединяется на своей даче Идзусан-инамура в Атами, для него самое большое удовольствие в конце года заняться своими мандариновыми плантациями, которые составляют предмет его гордости. В соседних мандариновых рощах урожай собирают в основном раньше, и сейчас только на даче у Курахары приводят е восхищение тяжело нагруженные плодами ветви, которые видны между соснами: собранные мандарины пошлют знакомым, в больницы и сиротский приют. Как много это говорит о простоте и удивительной доброте человека, которого следует назвать понтификом финансового мира».

В Атами Исао сел в автобус и доехал до Идзусанинамуры. Шел одиннадцатый час. В глубокой тишине слышался шум моря.

Вдоль дороги, по которой ходил автобус, тянулись дома поселка, но двери везде были закрыты, изнутри не пробивалось ни лучика света. Спасаясь от холодного морского ветра, Исао поднял воротник пальто. На середине дороги, спускавшейся с холма к морю, стояли большие каменные ворота. Горел фонарь. Исао сразу прочел табличку с именем Курахары. По ту сторону ворот в огромном дворе покоился дом, из окон которого падал свет. Вокруг тянулся каменный забор, над ним выступала живая изгородь.

  143