Последние отзывы

  88  

Тем же вечером Грейс пыталась дозвониться Дэвиду Глас-су, но не обнаружила его ни в Беверли-Хиллз, ни вообще в Лос-Анджелесе. Она была расстроена. Ведь она уже много лет ничего не знала о нем, но мечтала увидеться со старым другом. Впрочем, у нее было отчетливое ощущение, что жена Дэвида предпочла бы, чтобы он оборвал всякую связь с Грейс. Это явствовало из недомолвок, проскальзывавших в последних его письмах. И с того самого дня, как родился его первый ребенок, Грейс перестала получать письма от Дэвида Гласса. А как было бы здорово услышать его голос, рассказать, что у нее все великолепно, что она зажила новой жизнью, что она счастлива. Грейс оставалось лишь надеяться, что у Дэвида тоже все в порядке, что он преуспевает на службе и счастлив со своей женой. Она все еще думала о нем время от времени и даже порой скучала.

В номере Грейс посмотрела видеофильм, который хотела посмотреть вот уже много лет, но никак не могла выкроить время. Это была замечательная комедия, и Грейс хохотала во весь голос, сидя одна в номере, потом, спохватившись, заперла все окна и двери и даже накинула цепочку. Она все еще боялась, что Чарльз начнет ломиться к ней в двери, когда вернется из ресторана, но, к собственному удивлению, Грейс спокойно проспала до семи утра.

В восьмом часу Чарльз Маккензи позвонил ей и назначил встречу в гостиничном ресторане, а за завтраком перечислил, где они должны побывать в течение дня и каковы будут ее обязанности. Подобно Грейс, Чарльз Маккензи был весьма пунктуален и организован, обожал свою работу и существенно облегчал труд своей секретарше, вовремя объясняя, что от нее потребуется.

– Ты вчера очень мне помогла, – похвалил он девушку. Маккензи был просто великолепен в сером костюме и белоснежной накрахмаленной рубашке с галстуком. Правда, костюм его был куда более типичен для Нью-Йорка, нежели для Лос-Анджелеса. На Грейс же было розовое платье, а на плечи она небрежно набросила свитер того же цвета. Платье это она купила еще два года назад, в Чикаго, и оно выглядело куда менее «официально», нежели строгие костюмы, в каких девушка обычно ходила на службу.

– Ты нынче очень красивая, – как бы мимоходом заметил шеф, и Грейс непроизвольно сжалась, но он этого не заметил и как ни в чем не бывало продолжал: – Ты видела вчера в вестибюле парад кинозвезд?

И, тотчас же позабыв его комментарий по поводу своей внешности, Грейс принялась с жаром рассказывать ему о том, как любовалась вчера знаменитостями, и о комедии, которую она с наслаждением смотрела вечером. На какое-то мгновение они словно стали задушевными друзьями, и Чарльз Маккензи это почувствовал. Девушка несколько расслабилась, да и ему стало с ней куда проще. Обычно, когда Грейс глядела букой, он спрашивал себя, в чем тут загвоздка, но никогда не решился бы спросить ее об этом.

– Я обожаю этот фильм. – Он засмеялся, припоминая. – Я смотрел его три раза подряд – сразу, как он вышел на экран. Терпеть не могу грустные картины.

– Я тоже, – честно созналась Грейс.

Подали завтрак. Чарльз заказал яичницу с беконом, а Грейс овсянку.

– Ты останешься голодной, – отеческим тоном заметил он.

– А вы поглощаете чистейший холестерин, – отпарировала Грейс.

Хотя Чарльз Маккензи был в отличной форме, но заказанное им блюдо отнюдь не считалось полезным.

– О Господи! Уволь! Моя жена была вегетарианкой, да к тому же буддисткой. Они все в Голливуде такие – малость чокнутые. Стоило развестись хотя бы ради того, чтобы вволю насладиться чизбургерами. – Он улыбнулся Грейс, а она расхохоталась, изумляясь себе самой.

– А вы долго прожили вместе?

– Достаточно, – хмыкнул он. – Целых семь лет. – Он был свободен вот уже два года. Свобода стоила ему не меньше миллиона долларов, но тогда ему казалось, что это сходная цена, – невзирая на то, что дела его пошатнулись. С тех пор ни одна женщина не затронула всерьез его сердца, и единственное, о чем он по-настоящему жалел, – это о том, что у него нет детей. – Мне было тридцать три, когда я женился, и тогда я был убежден, что женитьба на Мишель Эндрюс – это исполнение самой лучезарной мечты. Но на поверку оказалось, что жизнь с любимицей всех кинозрителей Америки – дело не такое приятное, как мне поначалу думалось. Звезды дорого платят за славу. Цена эта много выше, чем кажется нам, простым смертным. Пресса к ним всегда жестока, а публике вынь да положь их душу, и никак не меньше… и перенести это можно, лишь ударившись в религиозный фанатизм или пристрастившись к наркотикам. По моему мнению, ни то ни другое не выход. Стоило нам с ней появиться в свете, как на следующий день газеты обсасывали наши имена, то и дело возникали скандалы. Так невозможно было жить – слишком дорого это стоило. Теперь мы с ней добрые друзья – а вот три года назад это было отнюдь не так.

  88