очень нудно 
39 
Часы, естественно, стояли.
Старик глянул на циферблат верной «Победы», вздохнул, поправил сползший на нос «пирожок», вновь покосился на то, что увидел, сойдя с трамвая. Огромная желтая стена, грязные окна тяжелого толстого стекла, намертво запертая дверь. То ли завод, то ли закрытый проектный «ящик». Потому и часы над входом. А что стоят, так это наверняка из-за режима секретности.
Улица пуста, освещение дневное. Кафе имеется – летнее, засыпанное грязным снегом. Тихо, но тишина неприятная, вязкая.
Эту привокзальную улицу Петр Леонидович не знал. Видеть, конечно, видел, но изучить в качестве предполагаемого места работы, естественно, не догадался. И как догадаться? В полуторамиллионном городе таких мест – не счесть. Узнать заранее, что будет напечатано на тонкой, папиросной бумаге, которую подсовывают под дверь по утрам, шансов нет. И вот, пожалуйста! – изволь стоять на пустой остановке и светиться, как выражались любезные лейтенанту Карамышеву «социально близкие», ясным месяцем. Стоя не поработаешь, а от скамейки на остановке осталось только два металлических огрызка.
Работай, тирмен!
Старик хмыкнул: раз начал ворчать, значит, дело пошло. Скамейка и кафе – ерунда.
Сектор!
Можно и не напоминать. Положенные метры отсчитаны, сознание привычно фиксировало невидимый сектор. Плохо, что отсчитывать приходилось от входа, намертво заколоченного при раннем «застое». Однако иного ориентира не имелось.
Полтора десятка заледенелых ступеней, четыре метра тротуара, улица, трамвайная линия посередке. Будь это летом, кафе, ныне ждущее под снегом лучших времен, вполне подошло бы. Ага, одинокий киоск в двадцати шагах от остановки. Окошко открыто. Ничто не помешает взять, допустим, сто грамм «Курвуазье» вкупе с полудюжиной марсельских маслин.
– Светлую «Оболонь», пожалуйста. Да, откройте. И… сухариков – тех, что слева. Да-да.
Мрачная физиономия продавщицы окончательно успокоила, более того, взбодрила. Чужая злость в нужных дозах прибавляет адреналина.
Все прочее оказалось проще простого. Низкий железный заборчик, отделявший от тротуара невидимый под сугробами газон, заменил кресло в кафе. Для пущей убедительности Петр Леонидович подстелил оказавшуюся в кармане полушубка газету. Оставалось хлебнуть пива. Старик поднес к носу горлышко, вдохнул. Нет, пожалуй, не стоит.
Сухариков? Наверное…
Холодная зимняя улица пуста, если не считать скрипящего на повороте трамвая. Пусты заледенелые ступени. Пуст грязный асфальт, до срока – четыре минуты…
Великая Дама никогда не торопится и всегда успевает.
Не спешить, не волноваться, держать бутылку дрянного пива как можно естественнее, не спеша разжевывать соленый сухарик. Налево и направо не смотреть, только вперед, на заледенелые ступени под мертвым циферблатом. Рутина, местная командировка, «целевой выезд».
Петр Леонидович запоздало пожалел, что всерьез не взялся за Не-Короля год назад, когда тот начал опаздывать на работу, а потом нагло прогуливать. Не надо травить собаку и будить не стоит, а уж резать ей хвост по частям – и вовсе грешно. Артур, несмотря ни на что, нравился старику. Хотя в его годы («его годы» – залитый жарким солнцем белорусский лес 1941-го) тогдашний Петр Кондратьев ничем не походил на нынешнего буйного сменщика.
Такси затормозило без шума, напротив входа. Открылась дверца. Дергаться старик не стал, коситься на часы – тоже. Просто воткнул нецелованную «Оболонь» в твердый, покрытый хрустящим настом снег.
Парень и девушка вышли из машины. Парень и девушка поглядели: он – налево, она – направо. Парень вернулся к машине, наклонился, о чем-то спросил шофера.
Петр Леонидович не смотрел на них. Ступени – полтора десятка заледенелых ступеней, ведущих в никуда, были пусты.
Девушка что-то сказала своему спутнику – громко, сердито. Шагнула вперед, подошла к нижней ступеньке, поглядела на циферблат над головой.
…То ли перепутали адрес, то ли шофер не на ту улицу завез.
Еще полшага.
Парень успел первым – взбежал, перескакивая через обледенелые ступени на самый верх. Оглянулся, подождал, вновь оглянулся.
Кто из них – объект сегодняшней командировки? Парень? Девушка? Шофер такси? Продавщица в киоске?
Кто-то в запертом здании?
Петр Леонидович вздохнул и закрыл глаза. Точнее, один глаз – левый, словно собирался выстрелить.
Сейчас все узнаем.
Подсчитано, взвешено…
Когда он встал с заборчика, такси вместе с пассажирами успело благополучно уехать. Пряча газету обратно в карман полушубка, старик представил, как кто-то невидимый и неведомый в эту самую минуту следит за ним, мысленно очертив сектор и готовясь зажмуриться.
39 
