очень нудно 
98 
— Ну, у Аякуры там полно родственников, послать ее с визитами по случаю помолвки — это уже повод.
— Но заставлять ее встречаться с родственниками… Кто-нибудь да заметит ее положение, — это никуда не годится… А-а, у меня есть мысль. Лучше всего, пожалуй, послать ее с прощальным визитом к настоятельнице храма Гэссюдзи в Наре. Настоятелями там когда-то были члены императорской семьи, так что визит вполне по правилам. С любой точки зрения это выглядит естественно. И настоятельница знает и любит Сатоко с детства… Итак, сначала послать ее в Осаку, там доктор Мори делает что нужно, пару дней она отдохнет, а потом можно ехать в Нару. Мать Сатоко, наверное, тоже с ней поедет…
— Вдвоем им ехать нельзя, — строго заметила мать маркиза. — Госпожа Аякура всегда на виду. Нельзя, чтобы кто-то за ней проследил и обнаружил, чем занимается доктор. Нужна еще какая-то женщина… А, Цудзико, вот ты и поезжай. — Она повернулась к невестке.
— Хорошо.
— Ты едешь присматривать. В Нару тебе ехать незачем. Убедишься, что нужное сделано, и сразу возвращайся в Токио, расскажешь тут нам все.
— Делай как говорит мать. Я посоветуюсь с графом по поводу дня отъезда, нужно ничего не упустить.
Киёаки отодвинули на задний план, его поведение, любовь — с ними обращались как с уже мертвыми вещами: казалось, бабушка и отец с матерью подробно обсуждают похороны, не заботясь о том, что умирающий еще их слышит. Нет, что-то было погребено еще до похорон. И Киёаки, с одной стороны, был умирающим, а с другой — растерянным ребенком…
Все полностью решалось независимо от воли виновника события, с полным игнорированием воли семейства Аякуры. Даже бабушка, с ее опасными речами, влилась в это упоительное занятие по улаживанию чрезвычайного конфликта. Характер бабушки никогда не имел ничего общего с деликатностью Киёаки, первобытная мораль, оправдывающая подлинное проявление чувств, сочеталась у нее со способностью скрывать эти чувства во имя спасения чести Дома — это она не впитала с солнцем Кагосимы, этому она научилась от мужа и благодаря мужу.
Маркиз посмотрел на Киёаки впервые после того, как избил его кием.
— С сегодняшнего дня ты должен вести себя осмотрительно, вернуться к школьным обязанностям и отдаться занятиям, чтобы сдавать экзамены в университет. Ну, договорились?! Я больше ничего не скажу. Ты перед выбором либо стать мужчиной, либо не стать им. С Сатоко, конечно, больше не встречаться.
— Как говорили когда-то, ты "под домашним арестом". Надоест заниматься — можешь зайти ко мне в гости, — добавила бабушка.
И Киёаки понял, что теперь отец оказался в таком положении, когда, опасаясь за свою репутацию, не может даже отречься от сына.
40
Граф Аякура очень боялся ран, болезней, смерти.
Утром, когда поднялся шум по поводу того, что Тадэсина не встает с постели, предсмертную записку, обнаруженную у изголовья, сразу принесли госпоже Аякура, а та отправила ее графу; граф взял записку кончиками пальцев, как заразную, и распечатал. В ней было написано, что Тадэсина просит прощения у господина и госпожи, а также у Сатоко за свой поступок и благодарит за то, что в течение долгих лет они были к ней так добры, — такую записку можно было показать кому угодно.
Супруга графа сразу вызвала врача; граф сам, конечно, ни в чем не участвовал, а только выслушал потом подробное сообщение жены.
— Похоже, она проглотила калмотин, таблеток сто двадцать. Это врач так предположил: сама она была еще без сознания. И откуда у старой женщины такая сила: размахивает руками и ногами, выгибается дугой, шумит, — наконец все навалились, ей сделали укол, промыли желудок (промывание желудка унизительная процедура, я этого не видела). Но врач поручился, что жизнь ей спасет.
Специалисты, конечно, разные бывают. Этот ничего не сказал, только принюхался к ее дыханию и сразу определил: "А-а, пахнет чесноком. Это калмотин".
— Когда она поправится?
— Врач сказал, дней десять ей нужно провести в покое.
— Никак нельзя, чтобы это вышло наружу. Нужно сказать служанкам, чтобы попридержали язык, и врача попросить. Как Сатоко?
— Закрылась у себя в комнате. Не хочет заходить к Тадэсине. Может, в ее положении это ей неприятно, да еще, когда Тадэсина открыла нам, что произошло, Сатоко перестала с ней разговаривать — теперь-то, наверное, проявит желание навестить Тадэсину, но хорошо бы, чтоб сделала это неприметно.
98 
