12 
— Может, они ждут, когда мы сами полезем им в лапы.
Первый, тем не менее, начал осматривать каюту, и я встал, не встречая возражений, протащился через каюту и рухнул на кровать.
Моя рука, словно бы случайно, скользнула под изголовье. Я коснулся оружия.
Я снял пистолет с предохранителя, выхватил его и нацелил оружие на гостей.
— Порядочек, кретины, — сказал я, — теперь вы ответите на мои вопросы.
Высокий потянулся к поясу, но я прострелил ему плечо.
— Следующий, — сказал я, меняя глушитель.
Второй поднял руки вверх и посмотрел на своего приятеля.
— Садитесь, — предложил я обоим.
Они сели.
Я придвинулся к раненому:
— Дай сюда руку.
Я осмотрел рану. Пуля прошла насквозь… Оружие, отобранное у налетчиков, я положил на шкаф. Потом сорвал с них повязки и изучил их лица. Незнакомые.
— Ладно… так зачем же вы здесь? И почему вы хотели узнать то, о чем спрашивали?
Они не ответили.
— У меня не так много времени, как было у вас, — заметил я. — Придется примотать вас покрепче. Думаю, не стоит валять с вами дурака после того, как вы вкатили мне наркотик.
Я достал из аптечки липкую ленту и связал их.
— Это место неплохо звукоизолировано, — объяснил я, положив свое оружие рядом, — и насчет прослушивания я соврал, так что можете покричать, если хочется. Тем не менее, вынужден вас предупредить: вы уже заработали, чтобы вам переломали все кости. Так кто вы такие? — повторил я.
— Я — механик челнока, — сказал коротышка, — а он — водитель.
Напарник посмотрел на него со злостью.
— Пойдет, — сказал я. — Мне хватит и этого, тем более, что я вас ни разу здесь не видел. Хорошенько обдумайте следующий мой вопрос: на кого вы на самом деле работаете?
Я спросил это, помня, что у меня было то преимущество, которого не было у них. Я работал над собой, поскольку от этого зависела вся моя деятельность независимого подрядчика. Мое имя действительно Альберт Швейтцер — по крайней мере, сейчас. Я всегда становлюсь той личностью, которой должен быть. Спроси они меня, кем я был раньше — тогда бы они могли получить совсем иной ответ. Все это зависит от подготовки и от того, на что настроен разум.
— Так кто дергает за веревочки? — настаивал я.
Ответа не было.
— Лады, — успокоил я. — Полагаю, я должен допрашивать вас по-другому.
Головы повернулись ко мне.
— Вы подвергли меня насилию, дабы получить несколько ответов, — продолжал я. — Ну, ладно. Думаю, я верну вам этот долг. Но я буду поосновательнее. Просто я стану пытать вас до тех пор, пока вы не заговорите.
— Не делайте этого, — посоветовал мне высокий. — Этим вы увеличите ваш индекс склонности к насилию.
— Поглядим, — усмехнулся я.
Как вы сумеете оставаться несуществующим, пока длится ваше существование? Я же нашел это очень легким. Ведь я был в проекте с самого начала и у меня был широкий выбор возможностей.
После того, как я порвал перфокарты со своими данными, я вернулся на работу как обычно. И занялся я тем, что начал искать точку ввода данных. Это было последним из того, что я сделал на работе.
Эта точка была на севере, в Туле, на метеорологической станции.
Здесь работал старикан, большой любитель рома. Я все еще помню тот день, когда мое судно «Протеус» бросило якорь в его бухте, и я зашел к нему и пожаловался на бурное море.
— Я дам тебе приют, — согласился он.
— Компьютер не советует выходить в море.
— Ладно.
Он накормил меня, и мы говорили о морях и о погоде. У меня нашелся ящик вина, и я вытащил его.
— По-моему, здесь вполне достаточно автоматики, — заметил я.
— Верно.
— Тогда почему вас здесь держат?
Он засмеялся и сказал:
— Мой дядя был сенатором. Мне понадобилось место. Он меня и устроил. Поглядим на корабль?
Так мы и сделали.
Он был приличных размеров и с мощными машинами.
— Это все из-за пари, — объяснил я. — Хочу попасть за Полярный круг.
— Глупости.
— Знаю, что пари я выиграю.
— Возможно, — согласился он. — Когда-то я был вроде тебя — всегда был готов сорваться с места. — Его просоленная борода раскололась в усмешке. — У тебя что-то стряслось?
— Верно, — сказал я и предложил выпить, потому что он подкинул мне мысль о Еве.
Он выпил, и я небрежно бросил:
— Хотя это ей не нравится.
Думаю, это было именно то, что он хотел услышать.
— Уже месяца четыре, как мы расстались. И не из-за религии или политики — а из-за вещей куда более серьезных.
12 
