ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>




  134  

Но последняя фотография повергла Трампера в шок. Возможно, Коут выбирал фотографии второпях и вовсе не хотел давать ему этот снимок, поскольку он явно выпадал из серии. Это была крупным планом снятая обнаженная женщина, искаженная широкоугольником. Центром композиции была ее промежность; она лежала на поле в такой позе, что фактура травы меж ее раздвинутых ног практически совпадала с фактурой волос на лобке; должно быть, в этом и заключалась идея фотографии. Объектив делал выпуклым пространство вокруг нее, оставляя лицо женщины маленьким, далеким и нечетким. Зато ее дырка попадала в самый что ни на есть фокус!

«Мать-Земля?» — подумал Трампер. Фотография ему не понравилась, но он понимал, что если Коут положил ее не по ошибке, если Коут дал ему ее преднамеренно, то это был щедрый жест, сделанный из самых лучших побуждений — поистине в духе Коута. Жест, так же как и сам Коут, поразительно дурного вкуса. Обнаженной была не кто иная, как Бигги.

Трампер поднял глаза и увидел возвращавшегося Данте. Он открыл заднюю дверцу машины, намереваясь показать Трамперу, что он купил для своих детишек: три надувных пляжных мяча и три футболки с надписью «МЭН!» на груди; под надписью красовался большой омар, задиравший кверху свои клешни.

— Очень хорошие подарки, — похвалил Трампер. — Очень!.

Затем Данте увидел фотографии Кольма и, прежде чем Трампер успел остановить его, взял всю стопку и принялся просматривать.

— Я хочу вам сказать, сэр, — улыбнулся он, — что у вас очень красивый мальчик. — Трампер отвел взгляд в сторону, и Данте, растерянный, добавил: — Я догадался, что он ваш. Он на вас очень похож.

Затем Данте дошел до фотографии с дыркой Бигги, и, хотя он попытался не смотреть на нее, отвести глаза он не смог. Наконец, усилием воли, он сунул фотографию в самый конец и протянул всю пачку обратно Трамперу.

Трампер попытался улыбнуться.

— Очень здорово, — сказал Данте Каличчио, изо всех сил стараясь не дать губам скривиться.

Затем я определил, что вокруг меня Нью-Йорк. Старое доброе «Джек Дэниелс», крепостью в 90 градусов, колыхалось в моем мозгу, его жгучий осадок осел на моем языке таким толстым слоем, что я мог бы его жевать.

Я видел, как они собираются достать меня. Они стучали в стекла, как ненормальные, дергали дверцы за ручки и кричали моему звероподобному, добросердечному шоферу:

— Каличчио! Открывай, Каличчио!

Когда они распахнули мою дверцу, то я наградил первого из них ударом в лоб этой замечательной квадратной бутылкой, в которую «Джек Дэниеле» наливает свое замечательное виски. Кто-то помог упавшему подняться, после чего они снова взялись за меня.

Все было ничего, пока они сохраняли дистанцию, но как только они приблизились, я потерял ориентацию. Я смог различить моего доброго Данте, умолявшего их обращаться со мною помягче. Он делал это весьма убедительным способом: он хватал их за горло своими лапищами и давил, пока они не начинали странно хрипеть и пятиться от меня в сторону.

— Вот так, вот так, — приговаривал он. — Не смейте причинять ему боль, он ничего такого не сделал. Я хочу сделать ему маленький подарок. Позвольте мне это, пожалуйста! — Затем, понизив голос, он добавил что-то вроде этого: — Так вы хотите сберечь свои зубы или я трансплантирую их вам в ваши задницы, чертовы педики?

Они рвали меня в одну сторону, а Данте в другую. Затем с одной стороны меня дернули чертовски сильно, и кто-то из них заорал благим матом, что его убивают, а кто-то другой начал блеять козлом, и я остался совсем один и на мгновение оказался свободен. Затем мой ангел-хранитель, Данте Каличчио, полез к себе в трусы — куда-то промеж яиц, прямо в святая святых — и оттуда, думаю, из того самого места, извлек какой-то смятый предмет и сунул его мне за пазуху, тяжело дыша и приговаривая:

— Вот так, вот так! Ради бога… я думаю, вам понадобится все до последнего… А теперь делайте ноги, если вы такой ловкач, бегите!

Затем все снова пришло в сумасшедшее движение, и в отдалении я различил Данте, который жонглировал двумя игрушечными человечками. Каждый из них весил, должно быть, не более десяти фунтов, потому что Данте просунул одного через ветровое стекло машины, а другого сбил с ног, словно тряпичную куклу, потом я больше ничего не видел, поскольку все роящиеся вокруг меня люди решили включиться в ту забаву, в которую играл Данте.

Затем они снова схватили меня. Они везли меня в машине со опущенными стеклами, заставив высунуть голову наружу, — видимо, они решили, что мне нужен воздух. Но я не настолько был в отключке, чтобы позабыть о скомканном предмете у меня за пазухой, и, когда меня повезли на лифте вверх, я тихонько вытащил его и украдкой взглянул на него. Это были деньги — я не мог сообразить сколько, — и один из тех парней, что ехали со мной в лифте, забрал их у меня.

  134