ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>

Легенда о седьмой деве

Очень интересно >>>>>




  4  

Когда я говорю о чем-то подобном, Тюльпен поднимает тыльной стороной ладони одну грудь.

Что, черт возьми, у нас общего? Я буду придерживаться фактов. Имена — это факты. У Тюльпен и у меня имеется кое-что общее: нам обоим безразличны наши имена. Ей имя дали по ошибке, на что ей глубоко наплевать. У меня их несколько; и, как и у нее, все они совершенно случайные. Мои отец и мать назвали меня Фредом, и их, как мне кажется, ни капли не беспокоило, что никто больше не называл меня так. Бигги звала меня Богус[1]. Это прозвище выдумал мой старинный и самый близкий друг, Коут, который наградил меня им, когда впервые уличил во лжи. Прозвище прилипло. Большинство моих друзей называли меня именно так, в то время я и познакомился с Бигги. Меррилл Овертарф, который по-прежнему числится пропавшим, называл меня Боггли[2]. Как и для любого прозвища, для этого имелось несколько скрытых причин. Ральф Пакер звал меня Тамп-Тамп — прозвище, которое я терпеть не могу. А Тюльпен зовет меня просто по фамилии — Трампер. И я знаю почему: это ближе всего к фактическому имени. Мужские фамилии меняются не часто. Так что большую часть времени я — Фред Богус Трампер.

И это факт.

Факты выпадают на мою долю не так уж часто. Так что я их стараюсь не терять, я их буду повторять. Вот вам два. Первый: мой мочеиспускательный канал представляет собой узкий, извилистый путь. Второй: у Тюльпен и у меня имеется то общее, что нам обоим безразличны наши имена. И возможно — ничего больше.

Однако подождите! Я приближаюсь к третьему факту. Третий: я верю в ритуалы! Я хочу сказать, что в моей жизни всегда присутствовали вещи вроде водяного метода; в ней всегда присутствовали ритуалы. Ни один из отдельных ритуалов не длился слишком долго (я сказал Виньерону, что я начал новую жизнь и что хочу перемен, и это правда), но я всегда менял один ритуал на другой. В данный момент ритуал — это водяной метод. Историческая ретроспектива моих ритуалов займет не слишком много времени, но водяной метод — это последний. К тому же по утрам Тюльпен разделяет со мной нечто вроде ритуала. Несмотря на то что водяной метод заставляет меня вставать ни свет ни заря — да еще несколько раз за ночь, — Тюльпен и я неуклонно следуем этому расписанию. Я встаю и мочусь, затем чищу зубы и пью много воды. Она ставит вариться кофе и выбирает пластинку. Мы снова встречаемся в постели за йогуртом. Всегда за йогуртом. Она ест красный стаканчик, я — голубой, но если мы едим другой сорт йогурта, то мы часто обмениваемся. Гибкий ритуал — самое лучшее, а йогурт — самая подходящая здоровая пища, которая как нельзя лучше идет ранним утром. Мы не разговариваем. Для Тюльпен это дело привычное, но даже я молчу. Мы слушаем пластинки и поглощаем йогурт. Я не очень хорошо знаю Тюльпен, но она, по всей видимости, всегда ведет себя так. Я приучил ее к еще одному ритуалу: после йогурта мы долго занимаемся любовью. Тут как раз готов кофе, и мы пьем его. Мы молчим все время, пока играют пластинки. Единственная маленькая поправка, внесенная моим водяным методом: где-то после любви или во время кофе я встаю помочиться и выпить новую порцию воды.

Я живу с Тюльпен не так давно, но мне кажется, что если бы я жил с ней много-много лет, то вряд ли знал бы ее лучше.

Нам с Тюльпен обоим по двадцать девять, но, по существу, она старше, чем я, — с возрастом она избавилась от привычки говорить о себе.

Это квартира Тюльпен, и все вещи здесь принадлежат ей. Свои вещи и своего ребенка я оставил своей первой и единственной жене.

Я сказал доктору Жану Клоду Виньерону, что начал новую жизнь и т. д.; я сказал, что историческая ретроспектива моих ритуалов не займет много времени; я также сказал, что я не слишком честен. Не то что Тюльпен. Но Тюльпен помогает мне контролировать себя, поднимая тыльной стороной ладони одну грудь. Очень скоро я научился молчать, пока играют пластинки. Я научился говорить только важное, хотя люди, которые меня знают, сказали бы на это, что я вру даже сейчас. Да пошли они со своими обличениями!

Мой мочеиспускательный канал представляет собой узкий, извилистый путь, но сейчас у меня есть йогурт и много воды. Я начинаю придерживаться фактов. Я хочу перемен.

Глава 2

ВОЕННЫЕ ПОСТРОЙКИ

Наряду с другими развлечениями, Фред Богус Трампер любит вспоминать Меррилла Овертарфа, диабетика. В айовский период жизни Трампера его воспоминания об Овертарфе стали особенно сентиментальными. То, что часть их записана на магнитофонную пленку, помогает сохранить точность.


  4