3 
Тибо погрузился в раздумье, сложив руки на закопченном от огня фартуке. Его кулачищи, казалось, могли ковать железо без всякого молота. Потом он сказал:
— Все случилось в один и тот же час. Они пришли по дороге из Мальбрэ, что идет вдоль леса, вот их никто и не видел. Все наши были в полях с другой стороны. Сам-то я был в кузне. Они явились из леса.
— Тогда пойдем в лес и отыщем их! — выкрикнул Гито.
— Мы безоружны, да и есть у нас более срочное дело, Гито, — сказала Гийеметта.
— Да уж, — начал арендатор мэтр Бурри, — если у них мечи и луки, не пойдем же мы с вилами…
Да и сколько их было, этих бандитов? Никто и представить себе не мог, но, наверно, не очень много, ведь на саму-то деревню они напасть не решились. Полдюжины, подумал Тибо. Сбежали от англичан в прошлом году.
— Нам нужно похоронить пятерых, — заключил Жанен.
Жанна пошатнулась. Гийеметта поддержала ее и увела к себе съесть миску горячей каши с голубиным мясом. Снаружи раздавались крики мужчин, божившихся, что бросят все на свете и пойдут к вассалу графа де Клермона шевалье де Морбизу, к самому графу, к епископу! К королю, наконец! Гийеметта вышла на порог и крикнула:
— Сначала займемся мертвыми!
Мэтр Бурри запряг свою двуколку, туда забрались Гийеметта и еще две женщины, которые должны были обмыть покойных. Вернуться им предстояло пешком. Жанна верхом на Донки ехала следом, а мужчины вышагивали рядом. Через полчаса они добрались до местечка Бук-де-Шен.
На пороге дома пристроились две вороны.
Когда Жанна отперла дверь, она чуть было снова не лишилась сознания.
Женщины перекрестились, мужчины стянули с головы шапки. Дом наполнился шепотками.
Потом Гийеметта и Дениза, жена мясника Гризе, отправились за водой, чтобы обмыть мертвых. Жанна преклонила колени возле матери, затем возле отца. Она хотела молиться, но не смогла припомнить слова, которым научил ее отец Годфруа. В голове у нее все смешалось. Неужели Господь говорит только на латыни?
Мужчины тоже встали на колени. Они разделяли ее горе.
— И позволено же такому случаться! — пробурчал один из них.
Дела между тем не терпели отлагательств, и Кривой Жаке отправился в поле за двумя быками, чтобы отвести их в стойло.
Худшее ждало их по дороге на кладбище. Раны на горле были такими глубокими, что на каждой колдобине головы могли попросту отвалиться. Жанна поддерживала голову отца, а Гийеметта — матери.
Там уже зияли пять могил, вокруг которых собралась вся деревня. Мужчины, чтобы скоротать время, прихлебывали сидр. День потерян для всех, что ни говори.
Кюре, отец Жанена и «матушка» Маринетта уже лежали в гробах, которые начали заколачивать. Потом в гробы уложили Матье и Жозефину.
— Хочешь взять их обручальные кольца? — спросил Тибо Жанну.
Она взглянула на серебряные кольца, словно приросшие к узловатым пальцам, и помотала головой:
— Они обручены навеки, и не надо их разлучать.
Соблюдая некую неписаную иерархию, первым в могилу опустили тело кюре. Потом тело отца Жанена, который скончался раньше. Потом отца Жанны, за ним ее мать. Последней упокоилась «матушка». Поскольку кюре больше не было, не было и мессы. Кто во что горазд люди читали молитвы у самых могил. Кто-то зазвонил в колокол, и надо же, почти как положено: один удар колокола каждые тридцать ударов сердца.
Все ждали, когда Жанна громко прочтет молитву. Она понимала, что не сумеет сделать это как надо. В тихом утреннем воздухе зазвучал ее тонкий и ясный голос:
— Господь наш, Иисус Христос, и Ты, Отец его, мои родители ни в чем не виноваты. Если Ты не отомстишь за них, значит, Тебя нету. Если Ты существуешь, даруй им благодать Твою в небесах. И еще верни мне братика Дени.
Все широко раскрыли глаза. Эта молитва была почти кощунством. Тогда Гийеметта упрямо кивнула, призывая людей к тишине. Разве не была она женой кузнеца? Когда пришла пора помолиться за кюре и Маринетту, Елизавета, сестра Гийеметты, встала между двух могил:
— Господь Иисус Христос, Отче наш и Дух Святой, вы позволили зарезать беззащитных слуг ваших. Дьявол вчера одержал верх. Именем веры нашей заклинаем вас отомстить за них. И побыстрее, еще до того, как упокоятся наши души. Это были добрые люди. Они не заслужили такой судьбы. Аминь.
Люди слушали с раскрытыми ртами. Потом в могилы посыпались первые комья земли.
Белесое небо Нормандии пребывало совершенно безучастным к происходящему в тот день — 18 мая 1450 года, ровно месяц спустя после предпоследней битвы Столетней войны. Оно видало кое-что и похуже. И чего только оно не слышало!
3 
