очень нудно 
67 
Его величество соизволил присоединиться к приличествующей случаю трапезе. Он приветствовал всех приглашенных, не обойдя вниманием и птичницу. Та едва не лишилась чувств.
— Жанна, — сказал король, — мне нравится, что вы приглашаете простых людей, с которыми были знакомы раньше. Это подлинное благородство.
Никто не пропустил его слов мимо ушей.
Колыбель, подвешенную к двум дубовым столбам с вырезанными на концах головами ангелочков, поместили в комнате, примыкавшей к покоям супругов. Там же поставили кровать кормилицы. Молока Жанны хватало лишь на одно кормление из двух.
По традиции на выздоровление после родов отводилось сорок дней, но уже на семнадцатый Жанна, не выдержав, отправилась с Сидони в баню. После всех обычных процедур она попросила растереть ее водой с уксусом, потом водой с лавандой и розмарином, настой которых она принесла во флаконе из дома.
В эту ночь она опять стала Жанной Пэрриш, встретившей Бартелеми.
— На самом деле это ты моя кормилица, — прошептал он.
Ей нравилось, когда он смеялся в темноте. Это было совсем как в детстве.
Жанна не могла насытиться им. Можно сказать, она изменяла своему мужу с ним самим, ибо разве не говорил святой Бонавентура — она слышала это от отца Эстрада, — что получать наслаждение от плотских утех с мужем равносильно прелюбодеянию? К черту святого Бонавентуру! Какой мерой измеряется наслаждение? Почему только слишком сильное горе принято уважать? Или Иисус воплотился для того, чтобы мы развоплотились?
Бартелеми снова часто бывал в разъездах. Отец Мартино пришел уговаривать Жанну прийти на Пасху в храм Сен-Северен.
— Вы одна из досточтимых дщерей прихода, — сказал он. — С вашей стороны было бы разумно показаться в церкви на празднике Воскресения. Я могу исповедать вас прямо здесь. У вас все равно не было случая стать убийцей или воровкой. Я знаю, что вы не предаетесь чревоугодию, не желаете добра ближнего и не прелюбодействуете. Расскажите мне о других грехах.
— Я возжелала своего мужа.
— Вас оправдывает долгое воздержание во время беременности. Я отпускаю вам этот грех. Прочтите трижды «Pater Noster». В воскресенье жду вас в Сен-Северен. Чтобы подать пример, пожертвуйте больше одного соля.
Отец Мартино сказал Жанне, что король повелел пересмотреть процесс Жанны д'Арк. Папскому легату поручили добиться разрешения Рима, и кардинал д'Эстутвиль поддержал просьбу короля, хоть это и бросало тень на репутацию Церкви: все отлично знали, какое участие принимала она в рушанском процессе и как развратно жил оставшийся безнаказанным скандально известный епископ Кошон.
Когда настало воскресенье, Жанна поняла, что все захотят увидеть ребенка пирожницы. Она отправилась в церковь с кормилицей и тщательно запеленатым мальчиком, понимая, что следует примеру Агнессы Сорель. Зеваки ждали ее с особенным нетерпением, ибо возлюбленная короля родилась знатной, а Жанна была из простого народа, и это многократно увеличивало радость и даже гордость толпы.
Едва она показалась, прихожане тотчас окружили ее.
— Это королевская пирожница…
После мессы и причастия Жанна, разумеется, отправилась в свою лавку и отведала пирожок с сыром, запив его вином. Потянувшиеся за ней прихожане с удовольствием сделали то же самое.
В последовавшие за этим событием недели и месяцы Жанна большую часть времени проводила в комнате малыша. Она отрывала от него взгляд только для того, чтобы лучше запомнить черты Франсуа. С каждой неделей они становились все отчетливее. Жанна внимательно наблюдала за лицом мальчика. Можно ли будет угадать его настоящего отца? Даже если и возникнут сомнения, убеждала она себя, то разве не сплошь и рядом дети походят не на отцов, а на дедов, дядей и мало ли еще каких родственников?
Ей так хотелось ошибиться в своих подсчетах! Куда там, тонкие изогнутые губы мальчика ясно указывали на кровь Монкорбье.
Пришел милый май, но только без песен. Всякий раз, возвращаясь домой, Бартелеми спешил в комнату Франсуа, подхватывал его на руки и со счастливым смехом кружил в воздухе. Кормилица причитала. Ребенок радостно лепетал. На улице заливались первые дрозды.
— А что, если мы подарим ему братика? Или сестричку? — шептал Бартелеми в ночной темноте.
По утрам они не могли разжать объятий.
Груди Жанны набухли как почки весной. Мужская плоть Бартелеми представлялась ей длинной тыквой в огороде Ла-Кудрэ, а семя его — медом. Вместе мы словно земля и растения, говорила она себе. Мы и есть мир.
67 
