очень нудно 
78 
Я учил новые слова — слова, которые я слышал и говорил сам, но значения которых не знал. В основном это слова из псалмов. «Да радуется поле и все, что на нем, и да ликуют все дерева дубравные. Воспойте Господу песнь новую; воспойте Господу».
Тьма ушла; смерть ушла; огонь ушел. И хотя люди все еще поговаривали о тех юношах, что убежали из дома, чтобы сражаться на стороне мятежников, и иногда какая-нибудь женщина принималась рыдать и причитать, получив дурные известия о пропавшем сыне, все же наша жизнь была полна добра.
Долгими летними вечерами я прятался в рощах, сбегал с холмов — забредал так далеко, что уже не видел Назарета. Я находил цветы такие красивые, что мне хотелось сорвать их и посадить дома. А дома сладко пахло древесными стружками и оливковым маслом, которое мы втирали в дерево. И всегда в доме витал аромат свежего хлеба, а стоило нам войти во двор, как мы уже по запаху знали, что на ужин будет чудесный соус.
На рынке Сепфориса мы покупали вкусное вино. На огороде у нас вырастали нежные дыни и крепкие огурцы.
В синагоге, изучая Писание, мы хлопали в ладоши, и танцевали, и пели. Занятия в школе были немного труднее. Учителя заставляли нас писать на восковых табличках, а те, у кого не получалось, должны были переписывать задание несколько раз. Но даже эти трудности не пугали меня. Время летело быстро.
Вскоре созрели оливки, и люди пошли в сады, стали обивать ветви длинными палками и собирать упавшие плоды. Пресс для выдавливания оливкового масла работал без перерыва, и мне нравилось проходить мимо него и смотреть, как работают на нем мужчины и как льется ароматное масло.
Женщины нашей семьи давили оливки в маленьком прессе, чтобы приготовить чистейшее масло для дома.
В садах поспели виноградные гроздья, и фиги тоже созрели, и их было столько, что хватило на все: и засушить, и приготовить с ними пироги, и съесть свежими. На самом деле, и в садах, и во дворе фиг уродилось столько, что мы носили их продавать на рынок у подножия холма.
Виноград же, который не съели, разложили на улице, чтобы он высох и превратился в изюм. Вино в Назарете не делали, потому что на здешней земле не было больших виноградников. Зато этот край был богат пшеницей, и ячменем, и овцами, и лесами, и вот за это все я и любил его.
Когда похолодало, пошли первые дожди. Гром гремел над крышами, стучали капли, и все возносили благодарственные молитвы. Резервуары нашего дома наполнились, и в микву потекла свежая вода.
В синагоге рав Иаким, самый строгий фарисей из всех, сказал нам, что только теперь вода, текущая по трубам в микву, стала «живой» и что когда мы омываемся в «живой» воде, то выполняем волю Господа. Мы должны молиться, чтобы дождевой воды хватило не только для полей и для ручьев, но и для наших резервуаров и нашей миквы, сказал он.
Рав Шеребия не во всем согласился с равом Иакимом, и они принялись цитировать разных пророков и мудрецов, высказывавшихся по этому поводу, и спорить «вообще», как они говорили, пока наконец старый раввин не пригласил нас всех поблагодарить Господа за то, что он отворил окна небесные, и за то, что поля скоро будут готовы к новым посадкам.
Вечером, за ужином, слушая, как стучит по крыше дождь, мы обсуждали рава Иакима и «живую» воду. Меня беспокоил этот вопрос, и Иакова тоже.
Мы пришли в Назарет, когда дожди уже закончились и наша миква была наполовину пуста. Мы оштукатурили ее заново и потом наполнили водой из резервуара, в котором вода хранилась уже долгое время. Но ведь это же была дождевая вода, правда? Значит, она была «живой», когда мы наполняли ею микву?
— Ведь это была «живая» вода? — хотел убедиться я.
— Если нет, — уточнял Иаков, — то, значит, омовение в микве не очищало нас.
— Мы часто купались в ручье, помните? — пытался успокоить нас Клеопа. — А что касается миквы, то в ее дне есть маленькая дырочка, так что вода в ванне все время движется. И когда дождь наполнил резервуары, это была «живая» вода. Так что решено: вода в микве всегда была «живой».
— А рав Иаким говорит, что этого недостаточно, — настаивал Иаков. — Почему он так говорит?
— Этого достаточно, — вмешался Иосиф. — Просто он — фарисей, а фарисеи очень осторожны. Вы должны понять: они считают, что если будут очень осторожны во всем, что делают, то у них будет меньше возможностей нарушить Закон.
— Но зачем они утверждают, что наша миква не чиста? — спросил дядя Алфей. — Наши женщины берут воду…
78 
