очень нудно 
157 
Аксель по-прежнему молчал и курил, глядя на дорогу.
— Послушай, — продолжил Саймон. — Я должен рассказать все. Нужно было, конечно, сделать это с самого начала, но я боялся. Боялся, что ты рассердишься, не поймешь что-нибудь, не поверишь мне или увидишь меня вдруг в каком-то мерзком свете. Но сейчас все настолько плохо, а Джулиус… он просто вертит мной… то есть как бы направляет мои поступки… А то, что ты сказал, когда мы ехали к Руперту, так ужасно, что мне, пожалуй, уже нечего терять. Я хочу сказать, хуже, чем ты думаешь обо мне сейчас, думать уже немыслимо. Ведь ты подозреваешь то, чего нет и в помине. А если я расскажу тебе всю правду, может быть, ты и поймешь, что это вся правда, и поверишь мне.
Он сделал паузу. Аксель сохранял неподвижность. Одна рука на руле, в другой сигарета, взгляд устремлен вперед.
— Все это началось в тот день, когда Джулиус был у нас на обеде, — продолжал Саймон. — Перед уходом он прошептал, чтобы я пришел к нему в следующую пятницу, вечером. Речь шла о вечере, когда ты должен был слушать «Фиделио». Он сказал мне: «Приходи, но ни слова Акселю». Это мне показалось странным, но я подумал, что он хочет поговорить о подарке или еще о чем-то в связи с твоим днем рождения, и пошел… Понимаю, что это прозвучит дико, но, честное слово, все правда… Когда я пришел, Джулиуса там не было, но была Морган. Совершенно голая…
— Голая? — Аксель отбросил сигарету, но на лице не дрогнул ни один мускул.
— Да. Что-то произошло у них с Джулиусом, что именно, я не знаю, и он уничтожил ее одежду… да-да, я понимаю, что это звучит как бред… а потом запер спальню и ушел, оставив ее одну в квартире. Так что, когда я пришел, она была там одна и голая. Она попросила меня одолжить ей мою одежду, чтобы съездить на Прайори-гроув за своей, и я отдал ей все свои вещи, а когда пришел Джулиус, я был там, голый…
Саймон остановился. Но Аксель не сказал ни слова.
— Джулиуса все это просто развеселило. Он сказал, что забыл о своем приглашении и что просил меня прийти просто так, чтобы увидеть, сделаю ли я это. Потом вернулась Морган, отдала мне одежду и уговорила не рассказывать тебе обо всей этой истории. Их обоих она ужасно смешила. Потом…
— Подожди. Я хочу кое-что уточнить. Почему им хотелось, чтобы ты ничего не рассказывал, и почему ты согласился?
— Морган хотелось, чтобы никто не знал о ее посещении Джулиуса и обо всей этой дикой истории. Они сказали, что ты назовешь все это абсурдом, сочтешь, что я вел себя смешно и недостойно, и не простишь мне участия в подобной ситуации. А я подумал, что это очень похоже на правду. Ну так вот и…
— Подожди. С этой историей покончено? — Да.
— У тебя было что-нибудь эротическое с Джулиусом, или с Морган?
Повернув голову, Аксель смотрел в лицо Саймону. Тот ответил на его взгляд:
— Нет.
— Продолжай.
— Ты мне веришь, Аксель?
— Продолжай.
— Как-то утром Джулиус заявился в музей. Сказал, что приглашает меня посмотреть что-то, что он назвал театром марионеток. Ты, вероятно, помнишь, а может, и нет, что в комнате номер четырнадцать стена с дверью Адамса посередине — фальшивая, а за ней есть отсек, в котором можно спрятаться. Прости, это опять звучит как бред, но все именно так и было. Джулиус заставил меня спрятаться с ним за фальшивым стеной, мы сели там, и он вел себя так, словно точно знает, что будет дальше. А через несколько минут в зал вошли Руперт и Морган, у них там было назначено что-то вроде любовного свидания.
— Руперт и Морган?
— Да. Я просто онемел. Не понимаю, как Джулиус мог узнать, что они придут туда, но они несколько минут ужасно взволнованно разговаривали, а потом ушли, и мы с Джулиусом вернулись в мой офис.
— Ты говоришь «любовное свидание». Что именно происходило?
— Не знаю. Я был страшно огорчен, и мне было неловко. Они вроде бы признавались друг другу в любви, и оба были страшно возбуждены.
— Так что, не было ощущения, что роман — давний?
— Нет. Джулиус мне сказал, только я ему не поверил, потому что это звучало совсем уж невероятно, что все это устроено им. Он заставил Морган поверить, что Руперт влюблен в нее, а Руперта — что она влюблена в него. Как я понял, он полагал, что это заставит их в самом деле влюбиться друг в друга.
— Он сказал зачем это устроил?
— Да, что-то о наказании за тщеславие.
— Понятно. Продолжай.
— Он сказал что-то про колдовские чары лета и заявил, что позднее сумеет расколдовать их, так что всерьез никто не пострадает.
157 
