Последние отзывы

  81  

Утром пятого дня он снова ходил по музею. Стояла необыкновенная жара. Он только что закончил свой обычный круг по залам, вернулся и с восторгом обнаружил, что курос снова один. Подойдя к статуе сбоку, он легким движением прикоснулся к ложбинке в изгибе спины и медленно повел руку вниз. Очертил изгиб ягодиц, мягко прошелся пальцами по внутренней стороне бедра и в этот момент ощутил, что кто-то на него смотрит. Это был Аксель.

Только что обогнув угол и войдя в нишу, Аксель с серьезным видом наблюдал за любовной сценкой. Сразу узнав вошедшего, Саймон вздрогнул от ужаса, но почему-то застыл, не отдергивая руки и никак не пытаясь скрыть интимность прикосновения. Прошла секунда. Сделав шаг вперед, Аксель решительным движением, осознанно положил руку на руку Саймона.

Получасом позже они сидели в кафе за стаканом узо. После первого жеста Аксель сразу вернулся к полной корректности. Но насмешливый блеск его глаз показывал, и что он помнит о своей нескромности, и что он вовсе о ней не жалеет. «В Британском музее такое было бы невозможно, дитя», — говорил он позднее Саймону. Итак, они сидели в кафе, разговаривали о политическом строе Греции, о Байроне, об отелях, о путешествии Акселя (он только утром приехал в Афины), о местной кухне, об экскурсии в Дельфы и об обменном курсе, крайне неблагоприятном для фунта стерлингов. Каждый исподволь выяснил, что и другой — без спутника.

Почувствовав то первое прикосновение, Саймон мгновенно понял: случилось нечто особенное. Теперь, сидя за столиком, он не переставал изумленно рассматривать Акселя. Тот был не таким, как всегда, интригующим, полным блеска. Саймон сгорал от желания прикоснуться к нему. Лихорадочно подсчитывал свои шансы. Сходил с ума от восторга и страха. Возносил благодарность богам за то, что действительно был один. Молил их даровать ему истинную любовь, хоть и смиренно признавал, что вовсе не заслужил этого дара. Призывал Аполлона и мысленно падал ниц перед статуей, с которой позволял себе такие необычные вольности. Аксель по-прежнему говорил о памятниках древности и греческих винах, но в глазах сохранялся озорной огонек, и это наполняло душу Саймона безумной, безумной надеждой. Они расстались перед ланчем: инициатива исходила от Акселя. Пожав Саймону руку, он скрылся в дверях отеля, но еще раньше они договорились встретиться вечером. Встретившись, пили рецину, пили много, даже чересчур много. Саймон проводил Акселя до его гостиничного номера. Аксель, все еще вежливый и отчужденный, вынул бутылку виски. Саймон взял у него и бутылку, и стакан и отставил их в сторону. Взгляды встретились. Саймон медленно обнял Акселя и с несказанным облегчением почувствовал, что на его объятие ответили. Потом они сразу же начали спорить.

Аксель уже много лет жил один. Он ненавидел волнения и восторги. Признавшись, что увлечен, обвинил себя в том, что не смог это скрыть. Винил солнце, город, винил даже куроса (он успел уже увидеть его утром, а прежде видел только на фотографиях) и, конечно же, винил узо, рецину и виски, которое к этому времени они оба пили безостановочно. Ясно и не щадя самолюбия Саймона, он разъяснил, что они принадлежат к двум разным типам гомосексуалов. Он, Аксель, от природы моногамен. Ему нужен друг, верность и преданность которого вне подозрений. Однажды он его нашел и поэтому знал, что такое возможно. Но с тех пор прошло много лет, и он привык обходиться без того, что считал немыслимой и благословенной удачей. Он рассуждал о своем весьма зрелом возрасте (сорок два) и исключительной молодости Саймона (двадцать девять). Он подробно анализировал слабости Саймона — от природы капризного, непостоянного, уклончивого, импульсивного, непредсказуемого, поверхностного. «Если так, почему же ты любишь меня?» — кричал Саймон. «Любви плевать на достоинства и недостатки», — раздраженно отвечал Аксель. «Значит, ты все-таки меня любишь, ты только что признал это!» По мнению Акселя, из этого не следовало ровным счетом ничего. «Но, Аксель, ведь мы не можем расстаться!» — «Почему нет? С меня довольно мучений. Я уже слишком стар, чтобы страдать». — «Но от чего же ты будешь страдать, мой милый? Ведь я люблю тебя». — «Так тебе кажется сейчас. Но вскоре ты начнешь мне изменять. И начнешь лгать. А я увижу эту ложь в твоих глазах, и жизнь для меня превратится в ад. Нет, лучше уж остановимся сразу».

Но это оказалось невозможным. Любовь чересчур захватила обоих. Они вместе вернулись в Англию, и Аксель, громко выражая свое неодобрение и недоверие, все-таки начал делить постель с этим поверхностным, легкомысленным, непостоянным и непредсказуемым юнцом. Споры, однако, продолжались. «Ты меня бросишь». — «Нет. Никогда». — «Ты будешь лгать мне». — «Клянусь, не буду». Призывая на помощь всю силу своей огромной любви, Саймон пытался убедить друга в том, что способен на постоянство. В конце концов Аксель поверил. Почти.

  81