Последние отзывы

  92  

– Здесь! – с гордостью объявил Луций Декумий, придержав своего коня, так что остальная часть отряда должна была перегнать его. – Вид, достойный того, чтобы сюда приехать, не так ли?

И это действительно было так. Конники находились на небольшом уступе на склоне горы. Там, где вследствие какого-то мощного катаклизма от откоса отделился большой обломок и этот утес отвесно обрывался в сторону лежавших далеко внизу равнин. Они могли проследить блестевшие солнечными бликами воды Анио вплоть до их слияния с Тибром, голубым змеящимся потоком, текущим с севера. А за точкой, где две реки соединялись, лежал Рим, яркий разлив красочных пятен и кирпично-красных крыш, сверкали статуи на крышах храмов, и в прозрачном воздухе проглядывалось даже Тусканское море на самом обрезе горизонта.

– Мы здесь значительно выше Тибура, – донесся сзади голос Луция Декумия, который слезал со своего коня.

– Как мал город с такого большого расстояния, – с удивлением заметил Цинна.

Все, кроме Луция Декумия, подались вперед, и группа перемешалась.

– О, посмотри! – воскликнул юный Цезарь, пиная свою заартачившуюся лошадь. – Вон акведук Анио! Разве он не похож на игрушку? И разве он не прекрасен? – он адресовал эти вопросы Публию Клавдию, который, казалось, также был в восхищении от открывшегося вида, как и юный Цезарь, и так же охотно выказывал его.

Они оба подъехали так близко к краю обрыва, что их лошади едва могли держаться на нем, и, улыбаясь друг другу, наслаждались удивительным зрелищем.

Поскольку это был поистине величественный вид, вся группа устремила свои взоры вперед. Поэтому никто не заметил, как Луций Декумий вытащил из большого кошелька, притороченного к поясу его туники, некий предмет в форме буквы Y и никто не видел, как он заложил зловредный металлический шип в прорезь посреди ленты из лайковой кожи, соединявшей концы деревянной рогульки. Так же небрежно и открыто, как если бы он хотел зевнуть или почесаться, он поднял деревянный предмет на уровень глаз, растянул лайковый ремешок, насколько мог, тщательно прицелился и отпустил кожу.

Лошадь Публия Клавдия заржала, попятилась, забила передними ногами. Публий Клавдий инстинктивно вцепился в гриву, чтобы удержаться на ее спине. Забыв об опасности, угрожавшей ему самому, юный Цезарь передвинулся на своем седле вперед и ухватился за узду лошади Публия Клавдия. Все произошло так быстро, что никто после не мог быть уверен ни в чем, кроме очевидного факта: юный Цезарь действовал с хладнокровной храбростью, свойственной людям намного старше его лет. Его лошадь также поддалась панике и попятилась, ударив боком Публия Клавдия, ее передние ноги соскользнули в пустоту. Обе лошади с ездоками перевалились через край утеса, но каким-то чудом юный Цезарь, уже во время падения, сбалансировал на наклонном крае своего седла и спрыгнул на уступ. Он сумел удержаться и, как кошка, выкарабкался на безопасное место.

Все столпились на краю пропасти, бледные, с вытаращенными глазами, прежде всего желая убедиться, что с юным Цезарем все в порядке. А затем заглянули за край утеса. Далеко внизу лежали разбитые туши двух лошадей. И Публий Клавдий Пульхр. Наступило молчание. Стараясь расслышать зов о помощи, они улавливали только шум ветра. Все было неподвижно, даже сокол в вышине.

– Отойди оттуда! – раздался чей-то голос. Луций Декумий схватил юного Цезаря за плечо и дернул прочь от обрыва. Опустившись на колени, он дрожащими руками ощупывал мальчика с головы до ног, чтобы убедиться, не сломаны ли у него кости.

– Почему ты это сделал? – шепнул он так тихо, что никто, кроме юного Цезаря не мог его услышать.

– Я должен был это сделать, чтобы все выглядело убедительно, – последовал ответный шепот. – В какой-то момент мне показалось, что его лошадь не пойдет вперед. Надо было удостовериться. Я знал, что выберусь.

– Как ты узнал, что я собираюсь сделать? Ты даже не смотрел в мою сторону!

Юный Цезарь сердито вздохнул:

– О, Луций Декумий! Я знаю тебя! И я знаю, почему Гай Марий послал за тобой незамедлительно. Лично мне все равно, что будет с моим двоюродным братом, но я не хотел бы, чтобы Гай Марий и наша семья были опозорены. Слухи – это одно, а свидетель – совсем другое.

Прижавшись щекой к его светло-золотым волосам, Луций Декумий закрыл глаза, сердясь не меньше, чем сам юный Цезарь.

– Но ты же рисковал своей жизнью!

– Не беспокойся о моей жизни. Я сам позабочусь о ней. Если я откажусь от нее, это будет значить, что она мне больше не нужна.

  92