5 
Жизнь ушла из них.
Я услышал топот ног: последние из тех, кто замешкался у синагоги, спешили прочь.
На поляну вышел Иосиф, с ним старый рабби Берехия, который еле передвигал ноги, и другие седовласые старцы, самые пожилые люди в нашей деревне. Мои дядья, Клеопа и Алфей, тоже пришли. Они остановились рядом с Иосифом.
Все выглядели заспанными и сбитыми с толку.
Иосиф глядел на мертвых мальчиков.
— Как это случилось? — шепотом спросил он и поднял глаза на нас с Иаковом.
Иаков перевел дыхание. Слезы покатились по его лицу.
— Это… просто случилось, — прошептал он. — Нам надо было… Я не думал…
Он уронил голову на грудь.
Над нами, на крыше, рыдал рабби, уткнувшись в плечо племянника, который смотрел в поля, и его лицо казалось воплощением скорби.
— Кто их обвинил? — спросил дядя Клеопа и посмотрел на меня. — Иешуа, кто выдвинул обвинение?
Иосиф с рабби Берехией повторили его вопрос.
— Я не знаю, отец, — ответил я. — Кажется, свидетели даже не высказались.
Рабби душили рыдания.
Я сделал шаг к куче камней.
И снова Иаков оттащил меня, но на этот раз не так резко, как прежде.
— Прошу тебя, Иешуа, — прошептал он.
Я остался там, где стоял.
Я смотрел на этих двоих, которые лежали, словно спящие дети, под кучей камней. Крови было мало. И правда, крови было слишком мало, чтобы ангел смерти остановился, обернулся и взглянул на них.
Глава 3
Мы пошли к дому рабби. Двери были открыты. Иасон стоял в дальнем углу комнаты перед полками книг, скрестив на груди руки. Старый рабби Иаким, сгорбившись, сидел за столом, опершись локтями на пергамент и закрыв лицо.
Он раскачивался вперед-назад, но нельзя было понять, молится он или читает. Может, он и сам этого не знал.
— «Не гневайся на людей, ибо мы ничто, — шептал он. — Не смотри на то, что мы делаем, ибо что мы такое?»
Я молча стоял рядом с Иосифом и Иаковом, выжидая и слушая. Клеопа остановился позади нас.
— «Ибо вспомни — по Твоей воле мы пришли в этот мир, и не покидаем его по своей воле; кто и когда говорил отцу своему и матери своей: „Породи нас“. И кто входил в царство Смерти, повторяя: „Прими нас“? Какая в нас сила, Господи, чтобы вынести гнев Твой? Что мы такое, чтобы вынести Твою справедливость?»
Он обернулся и понял, что мы стоим рядом. Тогда он откинулся назад, немного развернулся к нам и продолжил молитву.
— «Дай нам укрыться в Твоей милости, и в Своем милосердии ниспошли нам помощь».
Иосиф негромко повторил эти слова.
Иасон смотрел так, словно все происходящее его только раздражает, однако в глазах у него светились затаенная тоска и нежность, что ему, в общем-то, не было свойственно. Он был красивый мужчина, темноволосый, всегда опрятно одетый, а в Шаббат от его льняного платья часто веяло слабым ароматом ладана.
Рабби, зрелость которого пришлась на те времена, когда я только вернулся домой, в Назарет, теперь немного сгорбился под тяжестью прожитых лет, и волосы у него были такие же белые, как у Иосифа и моих дядьев. Он смотрел на нас так, словно мы не видим его, не стоим, выжидая, а он сам, просто из любопытства, наблюдает за нами из укромного уголка.
— Их забрали? — медленно спросил он.
Он имел в виду тела мальчиков.
— Да, — сказал Иосиф. — И окровавленные камни тоже. Все унесли.
Рабби поднял очи горе и вздохнул.
— Теперь они принадлежат Азазелю.
— Нет, это не так, но их больше нет, — сказал Иосиф. — А мы пришли навестить тебя. Мы знаем, как ты несчастен. Что ты хочешь, чтобы мы сделали? Нам пойти к Науму и матери мальчика?
Рабби закивал.
— Иосиф, я хотел бы, чтобы ты остался и утешил меня, — сказал он, качая головой, — но ты должен быть там. У Наума есть братья в Иудее. Он должен взять с собой семью и ехать к ним. Никогда больше он не будет знать покоя в этом селении. Иосиф, скажи мне, почему такое случилось?
— Никому нельзя ездить в Афины и Рим, чтобы учиться, как сделали эти мальчики, — заговорил Иасон со своей обычной горячностью. — Почему они не могли учиться в Назарете?
— Я не это хочу знать, — сказал рабби, бросив на него пронзительный взгляд. — Я не спрашиваю о том, что сделали мальчики. Мы не знаем, что они сделали! Не было суда, не было свидетелей, не было приговора! Я спрашиваю, как они могли забросать мальчиков камнями, — вот о чем я спрашиваю. Где же Закон, где справедливость?
5 
