Глава 8

Когда она поднимала трубку, то, по своему обыкновению, молчала. Просто подносила ее к уху и слушала. И только если на другом конце провода кто-то начинал говорить — кто-то, кого она узнавала по голосу, — она могла ответить.

Райен это знал. Поэтому, когда после гудков в трубке воцарилось молчание, он немедленно произнес:

— Эвелин, случилось нечто ужасное.

— Что именно, сынок? — спросила она с несвойственной ей теплотой. Ее голос звучал непривычно тихо и тонко, это был совсем не тот голос, к которому она сама привыкла.

— Гиффорд нашли на пляже в Дестине. Говорят...

Голос изменил Райену, и он замолк. Тогда взял трубку сын Райена, Пирс. Он сказал, что они с отцом вместе едут на машине в Дестин. Потом разговор вновь продолжил Райен. Он велел Эвелин оставаться с Алисией, потому что та, если что-то услышит, то сойдет с ума.

— Ясно, — ответила старая Эвелин. Она все поняла. Гиффорд не больна. Она мертва. — Пойду, поищу Мону, — спокойно произнесла она тихим голосом. Вряд ли на другом конце провода услышали ее последние слова.

Райен пробормотал что-то несвязное и неопределенное насчет того, что они позвонят Эвелин позже, и о том, что Лорен взяла на себя труд оповестить о происшествии остальных членов семейства. На этом разговор закончился. Эвелин повесила трубку и, опираясь на трость, направилась в туалет.

Она недолюбливала Лорен Мэйфейр. По мнению Старухи Эвелин, та была предвзятым и самонадеянным адвокатом и принадлежала к тому типу выхолощенных и хладнокровных людей бизнеса, которые всегда отдают предпочтение официальным документам, а не живым людям. Однако для того, чтобы оповестить о трагедии всех членов семьи, лучшей кандидатуры, чем Лорен, не было. Правда, что касается Моны, то ее она вряд ли кто-нибудь сможет найти. Девушки не было дома. А ей предстояло узнать горестные вести.

Мона находилась в доме на Первой улице. Старуха Эвелин об этом догадывалась, полагая, что девушка направилась туда, чтобы найти виктролу и небезызвестный жемчуг.

Эвелин знала, что Мона не ночевала дома. Но она никогда по-настоящему не беспокоилась о ней. Мона могла делать все, что ей заблагорассудится, в том числе то, о чем другие могли только мечтать. Она делала то, что не могла себе позволить бабушка Лаура Ли и ее мать Си-Си, а также сама Старуха Эвелин. Она делала это за них, а также за Гиффорд...

Гиффорд мертва. Нет, это невозможно. В это трудно поверить. «Почему я не почувствовала, когда это произошло? Почему я не слышала ее голоса?» — снова и снова задавала себе одни и те же вопросы Старуха Эвелин.

Однако лучше вернемся к вещам насущным. Она стояла в холле, размышляя о том, сможет ли отправиться на поиски Моны. Для этого нужно было пройти по ухабистым улицам, по вымощенным кирпичом и каменными плитами тротуарам, где для такой пожилой дамы, как она, слишком велик был риск упасть. К тому же ничего подобного она уже давно не предпринимала Но теперь, с ее помолодевшими глазами, она вполне была в состоянии это сделать, хотя никто не мог дать никаких гарантий. Возможно, это был последний раз, когда ей по-настоящему требовалась способность видеть.

Год назад она и подумать не могла о том, чтобы выйти на улицу. Но молодой доктор Роудз сделал ей операцию и избавил от катаракты, так что теперь она стала буквально поражать людей своим зрением Правда, удивлялись они только тогда, когда Старуха Эвелин делилась своими впечатлениями об увиденном, а происходило это, прямо скажем, нечасто.

Старуха Эвелин прекрасно знала, что от разговоров нет никакого толку. Она молчала годами. Постепенно все с этим свыклись и воспринимали как само собой разумеющееся. Никто бы не позволил ей рассказывать свои истории Моне, но Старуха Эвелин уже давно жила воспоминаниями о своей молодости, которыми не имела никакой нужды с кем-либо делиться.

Кроме того, что хорошего принесли ее истории Гиффорд и Алисии? Что у них была за жизнь? Впрочем для Гиффорд она уже закончилась!

Ей опять показалось невероятным, что Гиффорд больше нет в живых. «Да, боюсь, Алисия сойдет с ума, — подумала она, — но что тогда будет с Моной? И со мной, когда я вполне осознаю то, что произошло».

Эвелин прошла в комнату Алисии. Внучка спала, свернувшись клубочком, как ребенок. Этим вечером она влила в себя полбутылки виски с таким видом, будто это было лекарство. Такая безудержность в употреблении алкоголя может кого угодно свести в могилу. На месте Гиффорд следовало бы оказаться Алисии, подумала Эвелин. Это было бы справедливее. Потому что это Алисия, а не Гиффорд, заблудшая овца.

  83