24 
— И на солнышке погреешься.
Иона умывался на залитом солнцем пороге кухни. Я проголодалась; положу-ка я перышко на лужайку, где проедет на кресле дядя Джулиан, — просто положу, ведь хоронить сокровища тут не разрешается, а как иначе быть доброй к дяде Джулиану? Зато на Луне мы носим перышки в волосах, а на запястьях — браслеты с рубинами. Едим мы на Луне золотыми ложками.
— Констанция, как ты думаешь, не пора ли начать новую главу?
— Что-что, дядя Джулиан?
— Как думаешь, не начать ли мне сегодня сорок четвертую главу?
— Конечно, начни.
— И отдельные предыдущие главы надо подправить. Тут работы на века.
— Тебя причесать?
— Спасибо, попробую сам. В конце концов, мужчина должен о своей голове заботиться сам. Ты не дала мне джема.
— Принести?
— Нет, я уже, оказывается, весь гренок съел. Констанция, я мечтаю о жареной печенке на обед.
— Договорились. Можно забрать поднос?
— Да-да, спасибо. А я пока причешусь.
Констанция вернулась с подносом на кухню.
— Теперь тебя, Маркиса, буду кормить.
— И Иону.
— Твой Иона позавтракал давным-давно.
— Ты для меня посадишь листик?
— Хорошо, только не сегодня.
Она, склонив голову, прислушалась и сказала:
— Он еще спит.
— Кто еще спит? А я увижу, как он растет?
— Спит брат Чарльз, — ответила Констанция, и день вокруг меня рассыпался на части. Вон сидит Иона на пороге, вон Констанция у плиты, но они вдруг поблекли, сделались как тени. Я не могла вздохнуть, накрепко стянутая проволокой, все вокруг стало мертвяще холодным.
— Он же призрак, — сказала я.
Констанция засмеялась — где-то очень, очень далеко.
— Значит, на папиной кровати спит призрак. А вчера вечером призрак весьма плотно поужинал. Когда ты ушла.
— Мне же просто приснилось, что он приходил! Я лежала на земле и заснула, и мне приснилось, будто он пришел, но потом — в этом же сне — я его прогнала. — Я все еще не могла вздохнуть, я вздохну, когда Констанция мне поверит.
— Мы вчера долго разговаривали.
— Пойди посмотри, — сказала я не дыша. — Пойди же — увидишь, его там нет!
— Маркиса, ты глупышка.
Убегать нельзя, надо спасать Констанцию. Я взяла свой стакан и швырнула об пол.
— Теперь он исчезнет, — сказала я.
Констанция подошла к столу и села напротив меня, очень серьезная. Мне хотелось обойти стол и обнять ее, но как обнимешь тень?
— Маркиса, девочка моя, — заговорила она медленно. — Брат Чарльз здесь. Он и вправду наш брат. Пока был жив его отец — Артур Блеквуд, папин брат, — Чарльз к нам не мог приехать, не мог нам ничем помочь, отец запретил. — Она слегка улыбнулась. — Его отец относился к нам очень плохо. И представляешь, даже не взял тебя к себе, пока шел суд. В его доме о нас нельзя было упоминать.
— Тогда зачем ты упоминаешь о нем в нашем доме?
— Пытаюсь тебе все объяснить. Сразу после смерти отца Чарльз поспешил нам на помощь.
— Чем он нам поможет? Мы и так счастливы, правда, Констанция?
— Очень счастливы, Маркиса. Но будь, пожалуйста, помягче с братом Чарльзом, прошу тебя.
Я уже чуть-чуть могла дышать: все-таки все обойдется. Брат Чарльз призрак, но этого призрака можно выгнать.
— Он исчезнет, — сказала я.
— Он и не намерен тут навеки поселиться, он просто приехал к нам в гости.
Надо найти, придумать какое-то средство против него.
— А дядя Джулиан его видел?
— Дядя Джулиан знает, что он здесь, но вечером ему нездоровилось, он не выходил. Я отнесла ему ужин на подносе, и он съел только супа — совсем чуть-чуть. Я утром так обрадовалась, когда он попросил чаю.
— Нам сегодня дом убирать.
— Только попозже, когда брат Чарльз проснется. И давай-ка я подмету осколки стакана, пока он не пришел.
Я смотрела, как она подметает; сегодня будет день осколков, маленьких сверкающих осколков. С завтраком торопиться нечего, мне все равно не уйти, пока мы не уберем дом; я засиделась за столом — потягивала молоко и наблюдала за Ионой. Дядя Джулиан позвал Констанцию: захотел пересесть на каталку; она вывезла его на кухню, к письменному столу, заваленному бумагами.
— Я решительно принимаюсь за сорок четвертую главу, — сказал дядя Джулиан, потирая руки. — И, начав с небольшого преувеличения, перейду затем к откровенной лжи. Констанция, дорогая!
— Что, дядя Джулиан?
24 
