42 
Джо Луису, Кеннеди и Ла Мотта,
Грациано, Рузвельту и Уилли Пепу,
Просто было чуть больше,
Чем в нас.
А может,
Их отделяют от нас
Лишь мифология да ностальгия?
Наверно,
Есть и сейчас среди нас
Те, что делают дело свое
Ничуть не хуже,
А может, даже и лучше,
Чем герои прошедших времен,
Но
Уж слишком близки они К нам -
Мы мимо них проходим по коридорам,
Глядим, как стоят они в пробках,
Как покупают елочки к
Рождеству
И рулоны туалетной бумаги,
Видим их, ждущих покорно
В очереди на почте.
Один из немногих светлых моментов
В этой жизни -
Талантливые и отважные люди,
Что живут
Среди нас -
Незаметно.
Жизнь -
Это зло и добро,
Серединка на половинку.
The Unfolding
Пьяный с утра
На Кубе она знавала Хемингуэя,
И как-то раз его сфотографировала -
Пьяного в дым с утра.
Он пластом лежал на полу,
Рожа распухла от алкоголя,
Пузо торчало -
Нет,
На мачо
Не походил он никак.
Он услышал, как щелкнул фотоаппарат,
Чуть приподнял
Голову с пола
И сказал: «Дорогуша, ПОЖАЛУЙСТА, никогда
Не публикуй это фото!»
Фотография эта в рамке
Висит теперь у меня на стене,
К двери лицом.
Мне подарила ее
Та дама.
Совсем недавно в Италии
Она издала свою книгу
Под названием «Хемингуэй».
Там – множество фотографий:
Хемингуэй с нею
И с псом ее,
Хемингуэй
В своем кабинете,
Библиотека Хемингуэя, где на стене
Привешена голова дикого буйвола,
Хемингуэй,
Кормящий свою кошку,
Кровать Хемингуэя,
Хемингуэй и Мэри,
Венеция, 31 октября сорок восьмого года.
Хемингуэй, Венеция,
Март пятьдесят четвертого.
Но фотографии Хемингуэя,
Нажравшегося
В стельку
Прямо с утра,
Там нет.
В память о человеке,
Что словом владел в совершенстве.
Та дама сдержала
Данное слово.
Drunk before Noon
Кто «за», кто «против»
«Актеры играли отменно, правда?» -
Спросила она.
«Нет, – отвечал я, – мне не понравилось».
«Вот как?» – спросила она.
Что еще сказать, я не знал.
Ну, снова мы разошлись
Во мнениях об актерской игре.
На сей раз фильм шел по телевизору.
Я поднялся с дивана.
«Впусти, пожалуйста, кошку», – сказала она.
Я кошку впустил
И направился вверх по ступенькам.
Больше я не увижусь с женой, пока мы не ляжем спать.
Я сижу наверху. Зажигаю сигару.
Ничего не могу поделать. Мне нелегко
Хвалить большинство современных
Книг или фильмов.
Моя жена видит корень зла
В детстве моем – несомненно, тяжелом,
И в суровом, лишенном любви
Воспитаньи.
Ну, а я продолжаю надеяться, что,
Невзирая на это,
У меня все же есть способность
Судить непредвзято.
Ну, наверное, все могло быть еще хуже -
Землетрясение там, или дождь дней на шесть,
Или кот попал под машину…
Я откидываюсь, глубоко
Затягиваюсь сигарой и выпускаю мысли свои
Забавным облачком
Сизо-серого дыма -
А моя злобная критическая душа
Подмигивает мирозданию
И сладко зевает.
Thumbs Up, Thumbs Down
Они меня преследуют
Я получаю все больше и больше писем
От молодых людей, которые заявляют,
Что займут мое место, что моя сладкая жизнь
Закончена, что они прогонят меня пинками,
Сорвут с меня мой поэтический черный пояс -
И так далее, и так далее.
Меня изумляет, насколько они
Уверены в собственных литературных талантах.
Полагаю, им льстят безбожно
Матери, жены, подружки, преподаватели,
Парикмахеры, дядюшки, братья,
Официантки
И даже служители на заправках.
Но с чего бы им сбрасывать с пьедестала
Меня – хорошего человека?
Я слушаю Малера, плачу свои двадцать процентов налогов,
Всегда подаю попрошайкам и каждое утро встаю,
Чтоб покормить девять кошек.
Почему б и не поносить мне мой черный пояс
Немножко дольше?
В три часа ночи будят меня звонки.
Пьяные голоса орут:
«У тебя был когда-то талант, но ты продался, Чинаски!
Я – НАСТОЯЩИЙ ПИСАТЕЛЬ, сукин ты сын,
42 
