50 
«Когда начнется революция, мы… Всех богатых засранцев поубиваем, и тогда… Сейчас закон один для богатых и другой для бедных, все об этом знают». Они говорили добродушно, с напускной убежденностью, к которой люди прибегают, когда копируют поступки других, когда становятся частью популярного настроения или движения.
В те дни Дэвид поздно возвращался с работы, иногда и вовсе не приходил. Оставался у кого-нибудь из тех, с кем работал. Так случилось, что в один вечер он вернулся рано и застал всю шайку, девять или десять человек, у телевизора, с пивными банками, коробками с развозной китайской едой, бумажками с рыбой и чипсами, разбросанными по всему полу.
— Уберите этот бардак, — сказал он.
Те медленно поднялись на ноги и собрали объедки. Дэвид был мужчина, хозяин дома. Бен прибирался вместе со всеми.
— Хватит, — сказал Дэвид. — Теперь марш по домам, все.
Они поплелись прочь, и Бен с ними. Ни Дэвид, ни Гарриет не пытались его удержать.
Давно они не были одни. Недели, казалось Гарриет. Дэвид хотел что-то сказать, но боялся — боялся разбудить свой упрямый гнев?
— Ты не понимаешь, к чему идет дело? — спросил он наконец, садясь с тарелкой того, что нашлось в холодильнике.
— Ты к тому, что они начнут бывать здесь чаще?
— Да, именно к тому. Ты понимаешь, что нам надо продать этот дом?
— Да, знаю, что надо, — ответила она тихо, но Дэвид не понял ее тона.
— Ради бога, Гарриет, чего ты еще ждешь? Дичь какая-то.
— Единственное, о чем я сейчас могу подумать, — детям было бы приятно, если бы мы сохранили этот дом.
— У нас нет детей, Гарриет. Или, вернее, у меня нет. У тебя один есть.
Она понимала, что Дэвид не говорил бы так, если бы дома бывал больше. Она сказала:
— Ты кое-чего не понимаешь, Дэвид.
— Чего я не понимаю?
— Бен уйдет. Они все уедут, и Бен поедет с ними.
Дэвид задумался; ел, медленно двигая челюстями, и смотрел на Гарриет. Он выглядел сильно уставшим. А еще он выглядел много старше своих лет — ему легко можно было дать не пятьдесят, а шестьдесят. Седой, заметно сутулый мрачный человек с напряженным лицом и с ожиданием беды в настороженном взгляде. Таким взглядом он сейчас смотрел на Гарриет.
— Зачем? Они могут приходить сюда, когда только захотят, делать здесь, что захотят, брать еду.
— Это не особо их увлекает, вот зачем. Мне кажется, однажды они просто перекочуют в Лондон или еще в какой-нибудь большой город. На прошлой неделе они пропали на пять дней.
— И Бен уедет с ними?
— И Бен уедет с ними.
— И ты не поедешь за ним и не привезешь обратно?
Гарриет не ответила. Так нечестно, и он должен это понимать. Через секунду-другую он сказал:
— Прости. Я так устал, что не понимаю, пришел я или ухожу.
— Когда он уедет, может, нам удастся вместе поехать куда-нибудь в отпуск.
— Ну да, может, и удастся.
Слова прозвучали так, будто Дэвид хотел в них верить, надеялся.
Потом они лежали рядом, не касаясь друг друга, и говорили о делах, обсуждая поездку в школу к Джейн. А еще был Пол, в его школе тоже родительский день.
Они лежали одни в большой комнате, где родились все их дети, кроме Бена. Над ними — пустота верхних этажей и чердака. Внизу пустая гостиная и кухня. Они заперли дверь. Если Бен решит сегодня ночевать дома, ему придется позвонить.
Она сказала:
— Когда Бен уйдет, мы сможем продать дом и купить что-нибудь поскромнее. Может, дети полюбят приезжать к нам, если Бена там не будет.
Ответа не было: Дэвид заснул.
Вскоре после этого Бен с остальными опять исчез на несколько дней. Гарриет увидела их по телевизору. В северном Лондоне были беспорядки. Возмущение давно предсказывали. Парни были не среди тех, кто швырял кирпичи, куски железа и камни, они стояли кучкой в стороне, пялясь, насмехаясь, подзадоривая других криками.
На другой день они вернулись, но не уселись смотреть телевизор. Они не могли успокоиться и уехали снова. Наутро в новостях сообщили об ограблении маленького магазина, в котором было почтовое отделение. Унесли около четырехсот фунтов. Хозяина связали, заткнули рот кляпом. Почтовую кассиршу избили и бросили без сознания.
Они появились в тот же день около семи. Все, кроме Бена, возбужденные и довольные собой. Увидев ее, переглядывались, наслаждаясь секретом, неизвестным ей. Гарриет видела, как они вытаскивают пачки денег, перебирают банкноты, суют обратно в карманы. Будь Гарриет полицейским, ее насторожила бы сила их эйфории, их возбужденные лица.
50 
