28 
— Ты имеешь в виду, — сказала Молли с горьким упреком в собственный адрес, — почему я сама не предлагаю тебе что-нибудь другое, лучше?
— Может быть, лучше ничего и нет. Это не твоя вина, — я не говорю, что это твоя вина.
Это было сказано с мягкой и убийственной непреложностью, и Молли громко и откровенно вздохнула, пожала плечами и развела руками.
— Я был бы не против, если б я стал таким, как ты и все твои, проблема не в этом. Я вот все слушал и слушал твоих друзей, слушал в течение многих лет, и вы все, похоже, очень запутались, или вам так кажется, даже если это не так, — продолжал Томми, хмурясь и тщательно обдумывая и выговаривая каждое слово. — Я нормально к этому отношусь, но ваша беда в том, что в какой-то момент вы себе не сказали: «Я собираюсь стать таким-то человеком». Я имею в виду, что, наверное, и у тебя, и у Анны был такой момент, когда вы не без удивления сказали: «Так вот я какая, оказывается, да?»
Анна и Молли улыбнулись друг другу и ему, признавая, что это действительно так и было.
— Ну, хорошо, — сказал Ричард с деланной веселостью. — С этим мы разобрались. Если ты не хочешь стать таким, как Анна с Молли, у тебя есть альтернатива.
— Нет, — сказал Томми. — Я еще не прояснил свою позицию, если так можно выразиться. Нет.
— Но ты должен делать хоть что-нибудь! — резко выкрикнула Молли, и в голосе ее не было веселого добродушия, в нем звучал испуг.
— Но ты же не делаешь, — сказал Томми, как будто это было фактом очевидным и не нуждалось в доказательствах.
— Но ты же только что сказал, что не хочешь становиться такими, как мы.
— Не то чтобы я не хочу, но я не думаю, что могу. — Теперь Томми повернулся к отцу и принялся терпеливо тому объяснять: — Вот как обстоит дело с мамой и с Анной. Никто не говорит: «Анна Вулф — писательница» или «Молли Джейкобс — актриса», а если и говорят, то только при первом знакомстве. Они не… я хочу сказать, обе они не сводятся к тому, что делают профессионально; а если я начну работать у тебя, тогда я стану тем, кем я работаю. Разве ты этого не понимаешь?
— Честно говоря, нет.
— Я хочу сказать, что я бы лучше… — Томми запнулся и на мгновение замолчал, сомкнув губы и хмурясь. — Я думал об этом, потому что знал, что мне придется вам это объяснять. — Он произнес это терпеливо, вполне готовый дать отпор любым несправедливым притязаниям со стороны родителей. — Такие люди, как Анна, или как Молли, или же как кто-то другой им подобный, они никогда не представляют собой что-то одно. И понятно, что они могут измениться и стать чем-то другим. Я не говорю, что изменятся их характеры, но они не представляют собой какие-то застывшие формы. Понятно, что если в мире что-то случится, если произойдет какая-либо перемена, революция или что-нибудь еще… — Он на мгновение терпеливо замолчал, пережидая, пока Ричард, раздраженно и с шумом втянувший в себя воздух при слове «революция», выдохнет, а затем продолжил: — Они станут чем-то другим, если это понадобится. Но ты, папа, никогда не станешь иным. Тебе всегда придется жить так, как ты живешь сейчас. Ну, а я так не хочу, — заключил Томми, позволяя своим губам сомкнуться по завершении всех этих разъяснений.
— Ты будешь очень несчастным, — сказала Молли, почти со стоном.
— Да, это другой вопрос, — сказал Томми. — Когда мы все это обсуждали в последний раз, ты закончила разговор словами: «Ох, но ты будешь несчастен». Как будто это самое страшное. Если уж речь зашла о счастье или несчастье, то я не назвал бы тебя или Анну счастливыми людьми, но, по крайней мере, вы намного более счастливы, чем мой отец. Не говоря уж о Марион. — Последнюю фразу он произнес тихо, откровенно обвиняя своего отца.
Ричард сказал с горячностью в голосе:
— А почему ты не хочешь знать, что по этому поводу думаю я, а также Марион?
Томми продолжил, не обратив на слова отца никакого внимания:
— Я знаю: то, что я говорю, звучит, наверное, нелепо. Еще до того, как я вообще начал, я знал, что покажусь вам наивным.
— Конечно, ты наивен, — сказал Ричард.
— Ты не наивен, — сказала Анна.
— Когда мы в прошлый раз закончили наш с тобой разговор, Анна, я пришел домой и подумал: «Да, Анна, должно быть, считает, что я ужасно наивен».
— Нет, я так не подумала. Дело не в этом. Чего ты, похоже, не понимаешь, так это того, что мы хотим, чтобы у тебя все получилось лучше, чем у нас.
— А зачем это и к чему?
28 
