17 
В начале 1990-х я жил от «TaMtAm’а» в десяти минутах ходьбы. Посещать его мне было очень удобно. Сперва я приходил туда как зритель. Практически каждую неделю я совершал для себя то или иное музыкальное открытие. Потом я сделал о «тамтамовских» музыкантах программу на радио. А еще через пару месяцев я перешел в клуб на работу. Понятие «работа в „TaMtAm’е“» было довольно расплывчатым. Официальной процедуры принятия не существовало. Зарплата, штатное расписание, часы работы — ничего этого тоже не было. Люди просто собирались и, кто чем мог, помогали клубу. Прежде всего это была тусовка, компания. Я познакомился с Севой Гаккелем, сошелся с остальными ребятами и стал принимать участие.
Сева Гаккель (р. 1958) — бывший виолончелист группы «Аквариум»
Как мне удалось подсмотреть во время путешествий, все музыкальные клубы живут исключительно от продажи алкоголя. И хотя я сам не пью, мне пришлось на свой страх и риск продавать пиво. Первое время перед каждым концертом мы покупали по пять ящиков.
Как-то осенью ко мне подошел молодой человек и спросил, на каком основании мы торгуем алкоголем. По физиономии было видно, что это мент в штатском. Лицензии у нас действительно не было. Я задал прямой вопрос: как эту ситуацию можно исправить? Он сказал, что очень просто — один ящик пива. Тогда я понял, что это один из соседей сверху.
Дело в том, что Молодежный центр был очень своеобразно расположен. Прямо над ним находилось милицейское общежитие. Не правда ли, крайне нелепое соседство? Заснуть во время наших концертов было невозможно. Менты спускались из общежития и шли в кафе, расположенное прямо под «TaMtAm’ом».
В кафе Молодежного центра собиралась очень странная компания. Я заходил в кафе, только если мне надо было переговорить с хозяевами по делу. Им не нравилось то, что я затеял. С моей точки зрения, любой предприниматель, увидев, что в его маленькое кафе вдруг стали приходить сотни людей, непременно использовал бы ситуацию и заработал кучу денег. Но они не увидели золотую жилу, которую мы вскрыли прямо перед их носом.
В тот вечер менты выпили свой ящик пива и пришли за вторым. Я сказал, что так не пойдет. Я не прав, что нелегально торгую, но они тоже не правы, что взяли у меня взятку, чему есть свидетели. Я знал, что платить какой-то внешней силе все равно придется. Но отдавать два ящика из пяти — это был перебор.
Менты пытались мне угрожать, но были настолько пьяны, что я просто не стал с ними разговаривать. На следующей неделе они пришли снова, но я уже не пошел у них на поводу и дал им всего две бутылки пива. Они чувствовали, что перегнули палку, и отстали.
* * *
Хозяину нашего помещения Саше Кострикину предложили место в Смольном. Он стал начальником какого-то отдела. Времени заниматься нами у него не оставалось. Все службы из Молодежного центра разбежались, театральные коллективы постепенно исчезли. Теперь весь первый этаж занимало кафе, а весь второй — мы.
Какие-то внешние враги рыли под Кострикина и пытались завладеть помещением. Владельцы кафе вдруг тоже перешли в наступление и предложили Кострикину убираться самому, поскольку рано или поздно они все равно завладеют всем зданием центра.
Для начала кафешники самовольно захватили большую комнату на первом этаже. Они поставили там кожаные диваны и стали собираться на тайные собрания. Если они сами не были бандитами, то уж как минимум были с бандитами связаны.
Все у них было на понтах. Теперь эти понты они начали демонстрировать нам. Им не нравилось то, что мы делаем, но они видели: в самой идее музыкального клуба рациональное зерно есть. Они стали настойчиво предлагать нам свою «крышу». Они видели, что хоть мы и делаем, с их точки зрения, неправильное дело, однако оно работает. Вот если бы сменить музыкальную ориентацию… и аудиторию… вот если бы в клуб могли ходить приличные люди…
Конфликтная ситуация усугубилась тем, что в фойе второго этажа случился пожар. Загорелся старый театральный реквизит, который мы уже год перекладывали с места на место. Когда я туда приехал, то не поверил своим глазам. Это было похоже на конец. Все было черно от копоти и залито водой. Привести это в порядок казалось невозможным.
По счастью, проводка не пострадала, а зал и вовсе оказался в порядке. По городу пронесся слух о кончине «TaMtAm’а», но мы взялись за работу, и уже через неделю был объявлен следующий концерт.
Потолки в клубе теперь были черными, а стены грязно-серого цвета в затеках. Кострикин настаивал на ремонте, и я был согласен, однако черный потолок хотелось оставить. Тем более что денег все равно не было. Мы просто отчистили окна и выкрасили батареи в красный цвет, а наш билетер Леша Михеев расписал стены причудливыми фресками.
17 
