115 
Рука ее наткнулась на конверт, который дал ей Пол. Она опасливо вытащила его. Наверняка что-нибудь неприятное. Она открыла его.
В конверте было два коротеньких письмеца, оба писала она сама. Одно, помеченное, как она видела, первыми днями их помолвки, гласило:
«Милый-милый Пол, как чудесно было прошлой ночью — и как невыносимо больно уходить от тебя. Я лежу, не сплю и схожу по тебе с ума. Не могу дождаться вечера, так что заброшу тебе это в библиотеку. Уходить от тебя — мука, зато как чудесно думать, что скоро-скоро мы будем совсем вместе. Мечтающая всегда быть с тобой, милый мой Пол, вечно-вечно любящая тебя Дора».
Дора внимательно прочла это послание, затем посмотрела на другое, которое гласило:
«Пол, я больше не могу. Все было так ужасно в последнее время — и для тебя ужасно, я же знаю. Так что я ухожу — ухожу от тебя. Остаться не могу, и ты прекрасно знаешь почему. Знаю, я тварь и сама во всем виновата, но терпеть больше нет сил, и остаться не могу. Прости за бессвязную записку. Когда ты возьмешь ее в руки, меня уже не будет. Не пытайся меня вернуть и не беспокойся о вещах, которые я оставила, — все необходимое я взяла. Дора.
P. S. Потом я еще напишу, только сказать мне больше нечего».
Это была записка, которую Дора оставила на Найтсбридже в тот день, когда уходила. Потрясенная, она перечитала оба письма, сложила и пошла дальше. Так Пол всегда носит их в своем бумажнике и хочет получить обратно, чтобы носить и дальше. Тем хуже для него. Дора разорвала письма на мелкие клочки и разбросала их по обочине живой изгороди.
Глава 25
После событий предыдущего утра Майкл был занят. Он вызвал доктора к Кэтрин, беседовал с ним и до, и после осмотра, и когда тот заглянул вторично. Провел вместе с Маргарет Стрэффорд некоторое время у постели Кэтрин. Поговорил с епископом и проводил его с достоинством, какое только возможно было при таких обстоятельствах. Обследовал вместе с Питером деревянную секцию дамбы и обнаружил, что две из свай были подпилены чуть ниже уровня воды. Связался по телефону с фирмой подрядчиков, которая согласилась немедленно приехать, восстановить дамбу и вытащить колокол из озера. Побеседовал с мастером, приехавшим с докучливой расторопностью. Ответил не меньше чем на двадцать телефонных звонков от представителей прессы, поговорил с полудюжиной журналистов и фоторепортеров, которые прибыли на место. Навестил Дору. Принимал решения относительно Кэтрин.
И о чем бы в течение этого дня Майкл ни думал, он думал о Кэтрин. Откровение, явленное ему у озера, удивило его так сильно, что до сих пор у него в голове все не укладывалось. До сих пор, вспоминая ту сцену, он в ужасе содрогался, изумление и жалость переполняли его. Было, помимо его воли, в этой реакции и отвращение. Его всего передергивало, когда он вспоминал объятия Кэтрин. В то же время он корил себя, переживая, что не догадывался или не пытался догадаться о том, что на самом деле происходит у Кэтрин на душе, и что теперь, когда это несколько прояснилось, сделать он почти ничего не может. Свою мысль о ней он старался обратить в непрестанную молитву.
В том, что Кэтрин любила и любит его, в любом случае было нечто противное природе. Майкл не знал, как это для себя определить, обычные слова тут, казалось, совсем не подходят. Он говорил себе — только почувствовать не мог, — отчего бы, собственно говоря, Кэтрин не привязаться к нему так же, как к любому другому, говорил и что привязанность эта, хоть и неуместная, означает честь быть избранным. Он не был уверен: хуже будет или лучше, если предположить, что, раз уж Кэтрин оказалась душевнобольной, любовь ее становится как бы недействительной.
Теперешнее ее состояние и впрямь внушало глубокие опасения. Днем она частью спала. Остальное время лежала в постели, плакала, обращалась — вне зависимости от его присутствия — к Майклу, кляла себя за разные преступления, которых, возможно, и не было, бредила о колоколе. Ник, которого известили Стрэффорды, пришел к ней вскоре после того, как ее принесли. Там был доктор, и ему пришлось подождать. Когда его впустили, он безмолвно сел рядом с сестрой и сидел, держа ее за руку с ошеломленным, убитым лицом, не находя, что сказать. Она же почти автоматически цеплялась то за его руку, то за рукав, но прямым вниманием не выделяла, обращаясь к нему только с немногими своими здравыми замечаниями, когда просила открыть или закрыть окно или принести подушку. Наверно, он был настолько частью ее самой, что не мог быть ей в то же время опорой или угрозой. Он провел с ней почти весь день, отлучаясь, лишь когда она спала или когда ее навещал кто-нибудь еще — тогда бродил в одиночестве по саду. Выглядел он сильно удрученным, но ни с кем не разговаривал, да ни у кого и времени-то не было в сутолоке этого безумного дня поговорить с ним. Майкл несколько раз проходил мимо и в первый раз выдавил из себя какие-то слова соболезнования. Говорить с Ником было страшно — Кэтрин, казалось, лежала между ними, как труп. Ник в ответ на слова Майкла кивнул и пошел своей дорогой.
115 
