14 
— Рады вас видеть здесь, — сказала сестра Урсула, — мы вспоминали о вас в своих молитвах.
Дора вспыхнула — не то от негодования, не то от смущения. Ей через силу удалось выдавить из себя улыбку.
— А это Кэтрин Фоли, наша маленькая святая, думаю, вы ее полюбите, как и все мы.
Дора повернулась и увидела ту самую интересную девушку с продолговатым лицом.
— Здравствуйте, — сказала Дора.
— Здравствуйте, — ответила Кэтрин Фоли.
Вовсе она и не такая красивая, с облегчением подумала Дора. В лице у Кэтрин было нечто робкое, отрешенное, и потому никак нельзя было сказать, что она блещет красотой. Мягкая, какая-то уклончивая улыбка. Большие холодные свинцо-во-серые глаза не выдержали Дориного взгляда. И все же Дора подспудно чувствовала таящуюся в ней опасность.
— Хотите вареное яйцо или еще чего-нибудь? — спросила миссис Марк. — Ужин у нас обычно в шесть, а после вечерни только молоко с печеньем. — Она показала на боковой столик, где стояли кружки и поднос с печеньем, так уж распоряжался Питер Топглас.
Кольцо вокруг Доры разомкнулось. Майкл Мид разговаривал теперь с Марком Стрэффордом, нервно улыбаясь и показывая неровные зубы. Его длинные руки стремительно взмывали в прямо-таки египетских жестах.
— Хлеба с маслом не буду, — задумчиво говорил себе под нос Питер Топглас.
— Нет, не надо, спасибо, — сказала Дора, — я перекусила в поезде.
— Тогда молока?
— Нет-нет, спасибо, я ничего не буду, — ответила Дора. Она думала о бутылках с виски, они теперь, очевидно, уже в Южном Уэльсе.
В дверь ворвался Джеймс Тейпер Пейс и закричал:
— Победа! Тоби повезло!
Следом шествовал Тоби Гэш, держа в каждой руке по Дориной туфельке. Дойдя до Доры, он опустил глаза, его и без того пунцовые щеки вспыхнули еще ярче. Вручая Доре туфли в смущенном поклоне, Тоби продемонстрировал ей свою округлую макушку.
— О, Тоби, большое спасибо, — поблагодарила Дора.
В комнату вошел Пол с перекошенным от злобы лицом.
— Вы потрудились на славу, дорогие Джеймс и Тоби, — заключил отец Боб Джойс. — Так уж повелось — сильнее радуешься тому, что потерял и нашел, чем тому, что всегда имел при себе.
— А теперь, — сказал Джеймс, — коли туфли миссис Гринфилд нашлись, можно и на покой.
Глава 3
Пол с Дорой остались наедине.
— Этому блокноту цены нет, в нем годы моей работы, — выговаривал Доре Пол. — Надо же быть таким дураком — просить тебя его привезти.
— Я очень виновата, — оправдывалась Дора. — Он наверняка найдется. Я завтра же пойду на станцию.
— Надо было мне сразу туда позвонить, — сказал Пол, — только из-за твоих выкрутасов это совершенно выпало у меня из головы. Зачем, скажи на милость, тебе понадобилось снимать туфли?
— У меня ноги заболели, — ответила Дора. — Я же говорила.
Они стояли и смотрели друг на друга при слепящем электрическом свете. Комната Пола была на втором этаже, обоими окнами она глядела на монастырь. В свое время она служила парадной спальней, от той поры осталась зеленая обшивка и огромное зеркало в стене. Обстановка была скудная: две железные кровати, два непарных стула, большой чертежный стол, который Пол завалил книгами и бумагами, да миленький столик красного дерева, эдакий остаток былой роскоши. В углу стоял открытый полуразобранный чемодан Пола. На голом полу лежали два дешевеньких новеньких коврика. Слова в комнате отзывались гулким эхом.
Пол стоял подбоченясь и сверлил Дору взглядом. Он мог стоять так, насупившись, часами. Дору это всегда выводило из себя. Но в то же самое время она понимала: таково проявление его любви, неистощимой, безжалостной любви, которая держала ее в плену. Она и возмущалась этой любовью, и была ей бесконечно благодарна. Дора пересилила себя, подняла на Пола глаза и поняла, что по-прежнему преклоняется перед цельностью его натуры, отданной работе и любви, перед его уверенностью в жизни. И в сравнении с ним почувствовала себя ничтожной, ненастоящей, будто она была лишь порожденной им мыслью.
Чтобы вывести Пола из оцепенения, она подошла к нему и нежно тряхнула за плечи.
— Пол, ну не будь злюкой…
Пол отступил, не откликнувшись на ее прикосновение.
— Только тебе может хватить ума — так гнусно мне изменить, а потом повиснуть на шее и сказать: «Ну не будь злюкой!» — передразнил он ее и двинулся к чемодану, откуда, порывшись, вытащил чистенький несессер в черно-белую клетку.
14 
