25 
— Хорошо, Дерош. Прекрасно, Бруар.
Но, глядя на этих юношей с раскрасневшимися радостными лицами, запыхавшихся от игры в войну, словно они бежали наперегонки, он подумал: «Бедные мальчики! Их пошлют в бой гораздо раньше, чем можно предположить». Он вспомнил, как мало осталось в живых тех, с кем прошли четыре года его курсантского братства.
— В целом вы ими довольны? — спросил он лейтенантов, которые тоже казались ему мальчишками.
— Да, господин капитан, довольны, — ответили оба инструктора. — Но до совершенства еще далеко!
— А есть ли в них кавалерийский дух?
— Без коня трудно выработать кавалерийский дух, — ответил Сен-Тьерри, — но думаю, что есть.
— Прекрасно. И это главное, друзья. И не скупитесь на похвалы, если им что-то удалось.
Уже забираясь в машину, капитан обернулся:
— Дети мои, я вами доволен.
5
Лервье-Марэ пришел в канцелярию эскадрона с бумагами, как вдруг услышал за дверью звонкий смех и попятился, не понимая, куда попал.
Он даже представить себе не мог, что Сен-Тьерри, Фуа или Флатте могут хохотать и шутить, как обыкновенные люди. Решив, что допустил бестактность, он поспешил постучать.
— Что там еще? — спросил Сен-Тьерри, нахмурив брови в притворном раздражении. — Ну да, вы же дежурите эту неделю. Увольнение для бригады на спектакль? Вы его не заслужили. А что, вы действительно собрались на спектакль? — И подмигнув остальным офицерам, добавил: — Ладно, давайте сюда!
И поскольку он был в хорошем настроении, то одним махом подписал все бумаги.
Остальные лейтенанты демонстративно не замечали курсанта. Однако смеяться стали чуть потише. Фуа вернул Сен-Тьерри монокль, с помощью которого собирался «показать» одного из старых командиров, а младший лейтенант де Луан перестал бить на стене мух кончиком хлыста.
Но все продолжали делиться воспоминаниями о Школе.
— А вот Пайен… — говорил Флатте, лейтенант в белых гетрах, — что он там за историю рассказывал о своих старых добрых временах?
— Историю о кепи Галифе? Лервье-Марэ, вам тоже стоит послушать, — сказал Сен-Тьерри. — Вы знаете, кто такой Галифе?
— Да, господин лейтенант, мой дядя был с ним знаком.
— Это большая честь для вашего дядюшки! — заметил лейтенант Фуа.
И он рассказал один из анекдотов, призванных проиллюстрировать пресловутый «кавалерийский дух», о котором все говорили, но никто не мог дать точного определения.
— Это было в семидесятом году то ли в Седане, то ли в окрестностях. Ни у кого не вызывало сомнений, что назавтра придется капитулировать. В течение двух часов билась уже только кавалерия, и ее крушили эскадрон за эскадроном. Вдруг генерала, который командовал атакой, убило ядром, сбросив с лошади. Его кепи покатилось по земле. Тогда маркиз Галифе, который ехал позади, на всем скаку подцепил кепи генерала копьем, сбросил свое полковничье кепи и, надев генеральское, крикнул: «В атаку!» Он сам себя произвел в генералы на поле боя. Можете говорить что угодно, но, черт побери, какая хватка была у людей в те годы!
— Ха! А вы что об этом думаете, Лервье-Марэ? — спросил Сен-Тьерри. — И заметьте, ему не нужна была никакая протекция!
— А! Вот уж точно! — вскричал Фуа. — Так это вы так обходительны со старшими офицерами? Командование о вас говорит. Кажется, ваш дядюшка… А кстати, кто он, ваш дядюшка?
— Он был военным министром, господин лейтенант, — ответил Лервье-Марэ, не почувствовав при этом привычной гордости.
— Как долго? Двадцать четыре часа? — спросил де Луан.
Он был в компании офицеров младшим по званию, а потому обращался с курсантом особенно высокомерно.
Лервье-Марэ был настолько сбит с толку, что простодушно признался:
— Нет, господин лейтенант. Два с половиной месяца.
Услышав в ответ ехидный смех, бедняга совсем расстроился. Стоя навытяжку перед старшими по званию офицерами, он чувствовал себя очень неловко. Взгляд его перебегал с короткостриженой головы младшего лейтенанта на длинный нос Фуа, потом на отвисшие веки Флатте. Чтобы не показаться недостаточно хорошо воспитанным, он заставил себя отвести глаза, но смущение не проходило. К тому же все пятеро офицеров непрерывно похлопывали хлыстами по сапогам, и этот резкий, раздражающий звук не давал ему успокоиться.
Атакованный со всех сторон, Лервье-Марэ не знал, как отбиваться.
25 
