11 
— Это еще С КАКОЙ СТАТИ? — Ее тон стал резче, более обвиняющим, чем он ожидал. — Из-за тебя у девочки начнутся кошмары. ПРАВО ЖЕ, Грэм!
— Думаю, она достаточно разумна для кошмаров.
— Ну, могу сказать только: ты в ответе. ТЫ в ответе.
— Да. Да. Ну хорошо. Увидимся… Поговорим в четверг.
Он попятился с крыльца, как уличный торговец щетками, которого прогнали.
С Барбарой теперь даже шутки скисали. Она, конечно, узнает, что на фильм с Бондом они не ходили — Элис какое-то время продержится, а потом скажет правду в этой своей педантичной манере, — но Барбара к тому моменту уже не воспримет это всего лишь как шутку в отместку. Почему она всегда действует на него вот так? Почему он всегда чувствует себя так, когда отъезжает от ее дома? А, к черту, подумал он. К черту!
— Приятный визит?
— Неплохой.
— Обошелся дорого? — Энн подразумевала не прямую цену прогулки с Элис, а косвенную — цифру в запечатанном конверте. А может быть, и другие косвенные цены.
— Еще не смотрел.
Он бросил ежемесячный итог на кофейный столик, не вскрывая. Он всегда был угнетен, возвращаясь из прошлой неудавшейся части своей жизни в действующую. Это было неизбежно, полагал он. И он всегда недооценивал талант Барбары вызвать у него ощущение, что он — мальчик на посылках.
Он прошел на кухню, где Энн уже наливала ему джин с тоником, пятьдесят на пятьдесят, — ее обычная панацея для него в такие дни.
— Чуть было не поймал тебя in flagrante, — сказал он с улыбкой.
— А?
— Чуть было не поймал тебя сегодня in flagrante с другим, — пояснил он.
— А! Так с кем же из них?
— Итальяшкой. Тонюсенькие усики, бархатная домашняя куртка, сигара, бокал с шампанским в лапе — вот с этим.
— Ах, с этим! — Но она все еще недоумевала. — С Энрико или с Антонио? У них у обоих усики, и они хлебают шампанское с утра до ночи.
— С Рикардо.
— Ах, с Рикардо!
«Ну же, Грэм, переходи к делу, — подумала она. — Не заставляй меня нервничать».
— С Рикардо Делвином.
— Делвином… Черт, Дик Делвин. Неужели ты видел «По ту сторону Луны»? Ужас, верно? И я была ужасна, ведь так?
— Просто неудачное распределение ролей. И сценарий писал не Фолкнер, так?
— Я сидела в постели в дурацких темных очках и сказала: «Я не хочу, чтобы это выплыло». Или что-то вроде. Звездная роль.
— Пожалуй, такой вариант лучше. Нет, ты сказала: «Я не желаю, чтобы это приобрело известность».
— Ну, я-то, во всяком случае, ее не приобрела. И я понесла кару за то, что была безнравственной женщиной.
— М-м-м-м-м.
— Но почему вы смотрели эту дрянь? Я думала, вы собирались пойти на какой-то фильм, где снимали школу Элис.
— Мы и собирались. Только сомневаюсь, что такой фильм вообще существует. Это… ну, полагаю, это была одна из шуточек Барбары.
— Долбнутая Барбара! Долбнутая Барбара!
— Только не мной, любимая.
— Нет, право же! Долбнутая Барбара. У тебя в неделю три часа, чтобы провести их с дочкой, и только, а она использует их, чтобы ужалить меня.
— Ну, вряд ли она об этом думала.
Он сам не верил своим словам.
— Тогда для чего же? Она просто хотела принудить тебя, чтобы ты увидел, как я скверно играю, и поставить тебя в неловкое положение перед Элис. Ты знаешь, как дети впечатлительны. И теперь Элис думает обо мне как об экранной девке.
— Ну, вряд ли. Она очень разумна.
— В ее возрасте разумными не бывают. Именно так я выгляжу в фильме, и именно это она думает. «Папа взял и женился на шлюхе, — завтра скажет она в школе подружкам. — Ваши папы все женаты на ваших мамах, а мой ушел, бросил мамочку и женился на шлюхе. Я видела ее в воскресенье. Настоящая ШЛЮХА!» — Энн изобразила подростковый ужас.
— Ничего подобного. И вряд ли она настолько знакома с этим словом, чтобы употреблять его, — ответил Грэм, но не убедил и себя.
— Ну, это ведь должно на нее подействовать, верно? Долбнутая Барбара, — повторила она, на этот раз словно подводя итог.
Грэм все еще испытывал легкий шок, когда Энн материлась. Он навсегда запомнил первый случай. Они шли по Странду в дождливый вечер, как вдруг она выдернула свою руку, остановилась, поглядела вниз на чулки сзади и сказала: «Твою мать». Она (а возможно, и он) забрызгала лодыжку грязной водой. Одну лодыжку, только и всего. Достаточно постирать колготки, и следа не останется, боли это не причиняло, было темно, так что никто ничего не заметил бы, и они возвращались домой, а не собирались куда-то. И тем не менее она сказала «твою мать». Вечер прошел так приятно, они отлично пообедали вдвоем, ни единой стычки, разговор не истощался, и все равно пара капель воды — и у нее вырвалось «твою мать». Так что она сказала бы, произойди что-нибудь серьезное? Если бы она сломала ногу или высадились бы русские?
11 
