ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>

Легенда о седьмой деве

Очень интересно >>>>>




  21  

Возможно, именно поэтому женщины (Грэм теперь свел Энн к обобщению) никогда не складывают карты как надо: просто общее представление о городе для них никакой важности не имеет, а потому не существует и «правильной последовательности» складывания. Все карты Энн выглядели так, будто были отложены в разгар использования. Это делало их более личными и (внезапно понял Грэм) более угрожающими ему. Для него карта, сложенная аккуратно, утрачивала отпечаток того, кто ею пользовался: ее можно было одолжить или подарить, не задев никакого связующего чувства. Смотреть на кое-как согнутые карты Энн, на их проигнорированные, вывернутые складки, было словно увидеть часы, остановленные на какой-то значимой минуте, и — хуже того, понял он, — словно читать ее дневник. Некоторые карты (Парижа, Зальцбурга, Мадрида) были помечены фломастерами — крестики, кружки, уличные номера. Внезапные частности жизни, предшествовавшей его появлению. Он засунул карты на их место. Позже вечером он спросил настолько мягким и нейтральным тоном, какой только сумел взять:

— А в Индии тебе не хотелось бы побывать?

— Ну, вряд ли нам стоит туда ехать, правда? — Энн словно очень удивилась.

— Да мне особенно и не хочется. Я просто подумал, не интересует ли она тебя.

— По-моему, когда-то я о ней думала и кое-что подчитала, но впечатление сложилось угнетающее, и мне расхотелось туда ехать.

Грэм кивнул. Энн вопросительно посмотрела на него, но он не ответил на ее безмолвное «почему?», и она решила не произносить этого вслух.

После этого он перестал переживать из-за Индии. Он сильно переживал из-за Италии, и Лос-Анджелеса, и юга Франции, и Испании, и Германии, но у него хотя бы не было причин переживать из-за Индии. В Индии, размышлял он, не было ни единого индийца, который когда-либо видел, как Энн идет рядом с кем-то, но не с ним. Это был весомый неопровержимый факт. Разумеется, оставались все индийцы в Англии, Италии, Лос-Анджелесе, на юге Франции, в Испании и Германии, любое число которых могло увидеть ее рука об руку с Бенни, или Крисом, или Лайменом, или Филом, или с кем угодно. Однако этих индийцев многократно перевешивали индийские индийцы, из которых абсолютно никто (за исключением, возможно, тех, кто ездил в заграничные турпоездки — как он раньше не подумал) никоим образом не мог видеть ее такой.

Индия была безопасной. Южная Америка была безопасной. Япония и Китай были безопасными. Африка была безопасной. А Европа и Северная Америка не были. Когда в телевизионных новостях сообщалось что-либо о Европе или Штатах, его мысли иногда начинали блуждать.

Читая утреннюю газету, он часто пропускал небезопасные области мира, но на газету он отводил столько же времени, сколько прежде, и постепенно обнаружил, что знает про Индию и Африку куда больше, чем ему когда-либо требовалось или вообще хотелось о них знать. Без намека на подлинный интерес он умудрился получить исчерпывающие сведения об индийской политике. И Японию он тоже постиг. В преподавательской он внезапно обернулся к Бейли, неряшливому геронтологу, который забрел туда по ошибке, и сказал:

— Вы знаете, аэропорт Нарита потерял шестнадцать миллионов фунтов за первые четыре месяца после своего открытия?

На что Бейли отозвался с любопытством:

— Мужская менопауза так рано?

Когда днем Грэм бывал дома один, он обнаружил, что все настойчивее и настойчивее разыскивает улики. Иногда он толком не был уверен, что именно составляет улики, а иногда в процессе своих обысков он прикидывал, а не испытывает ли он тайную радость, находя доказательство, которое, убеждал он себя, ему страшно и ненавистно. В результате своих маниакальных поисков он заново ознакомился почти со всеми вещами Энн; только теперь видел он их в ином, поруганном свете.

Он открыл шкатулку орехового дерева, в которой она хранила иностранные монеты. Внутри шкатулка была разделена на двенадцать квадратных секций, выложенных лиловым бархатом. Грэм уставился на неистраченную металлическую валюту. Лира означала Бенни, или того типа, или — никуда не денешься — его самого и их пять дней в Венеции, когда они поженились. Центы и один серебряный доллар означали Лаймена. Франки означали Фила или эту жопу с джипом — Джеда или как он себя там называл. Марки означали… а, хватит! Ну а это, подумал Грэм, вынимая большую серебряную монету, а это что? Он прочел по ее краю: «R. IMP. HU. ВО. REG. М. THERESIA. DG.». А потом на другой стороне: «ARCHID. AUSTR. DUX. BURG. CO. TY. 1780 X.». И улыбнулся про себя. Крона Марии-Терезии. По крайней мере тут — ничего.

  21