127 
Выпрямившись, он жмет руку судье, а затем и безутешному Максвеллу. Тот протягивает ладонь с неохотой, даже не поднимая глаз на победителя.
– А теперь объявление. -Джейсон неожиданно повышает голос. Все кауденбитские разом начинают шикать, аудитория замолкает. – Я не буду играть в финале кубка Шотландии. – Подтверждая эти слова, Джейсон качает головой в ответ на недоуменные восклицания. И добавляет, обращаясь к распорядителям: – Как рассудить эту ситуацию – целиком в ваших руках. Я отдаю свою победу в матче своему весьма талантливому сопернику, Мюррею Максвеллу. Пользуясь ситуацией, желаю ему удачи в финале.
Максвелл разворачивается и уходит, качая головой, попутно отталкивая какого-то толстяка, когда тот пытается поднять его руку.
К Джейсону подходит один из распорядителей, в явном смятении.
– У нас так не поступают, мистер Кинг! У нас, в Ассоциации настольного футбола Восточной Шотландии…
Джейсон обрывает его:
– Всем вам в Ассоциации настольного футбола Восточной Шотландии нужны хорошие девки, а не игра для малолетних придурков. Растите, дебилы!
– Мистер Кинг! – взвизгивает тот в ответ, но, подумав, уходит, бормоча что-то возмущенное на ходу.
У Джейсонова отца – восхищение на лице и улыбка от уха до уха.
– Да пошли вы все в жопу, говноеды недоделанные! – выкрикивает он. Соседе Дюком переглядываются и одобрительно кивают. Команда Файфа ржет, а парни из Корсторфина потихоньку разбредаются, понурив головы.
Вижу, как Максвелл, прерывая дифирамбы одного из организаторов, уходит.
– Развели тут черт знает что! – гневно выкрикивает он. – Допускаете к турниру людей, которые его дискредитируют! Я проиграл по всем правилам! Это все, слышите? Все! Ноги моей здесь больше не будет!
В пабе напротив отец Джейсона подходит к нам с выпивкой.
– Молодец, сынок.
– Ага, нехреново я дверью хлопнул, а?
– Нет, сынок, я имею в виду твою блестящую речь. – А у самого глаза от чувств на мокром месте. Рядом стоит алкаш-священник и согласно кивает. – Это почище Джеймса Конноли или Джона Маклина. Прямо как в знаменитой речи в доках:
«Вот стою я перед вами, но не как обвиняемый, а как обвинитель». Как тогда, когда власти сами попали на скамью подсудимых, в их же собственном ебучем суде, пардон, мадемуазель, – добавляет он, повернувшись ко мне. – Да, я почуял дух старика Боба Селькирка и Вилли Галлахера в твоей речи, сынок. Тот самый дух, что может превратить это так называемое королевство в полноценную Советскую Социалистическую Народную Республику, которой оно и должно было стать!
А Джейсон говорит, посмотрев на замызганного святого отца:
– Вообще-то меня Джек вдохновил. – И алкаш, лишенный сана, прямо-таки сияет от счастья.
Мы шумно сдвигаем кружки с пивом, празднуя неотвратимость коммунистической революции. Эх, видел бы меня отец!
29. Возвращение четвероногого друга
Утром опять за работу. Башка гудит от вчерашнего шампанского и пива – куда ж рабочему люду без исконных напитков… Ну и что, что я вставляю его дочке, в мире рыночных отношений это не считается; Тому Кахиллу вынь да положь полный рабочий день на конюшне. Вот я и вкалываю как проклятый. Правда, иногда поиграем с Джен в гляделки, и день становится краше.
Но у нас глаза на лоб полезли, когда к дому Кахиллов подкатил фургончик Общества защиты животных, и парни открыли заднюю дверь. Там в клетке сидел Амброз и как ни в чем не бывало держал в зубах ту самую палку топляка, что я ему швырнул. Так и не выпустил ее!
Очевидно, тупая шавка просто поплыла себе дальше, зажав челюстями палку, словно пятерню карманника, а течение Ферта во время прилива дотащило его аж до самого Лита, где и выбросило на берег. А там какой-то одинокий рыбачок позвонил в полицию, увидев, как собачонка из последних сил молотит лапами в ньюхейвенской гавани.
Первым очнулся Том:
– Вот ты где, мой красавчик!
Открывают они клеть, а пес на него и не глянул, ломанул напрямую ко мне и – раз! – палку под ноги кладет. Наклонился я к нему, за ухом потрепал, говорю:
– Вот хороший мальчик, хороший мальчик! – А сам смотрю на ребят из Общества защиты животных.
– Он с этой палки глаз не сводил, даже когда ел, – говорит один из парней, тот, что с военными усами. – И горе тому, кто посмел бы к ней приблизиться.
– Да, – говорю, – я ему частенько бросал всякую всячину, так, потренировать.
127 
