14 
Кошка все еще была жива.
Неужели он промахнулся? Вполне возможно, ведь на пару секунд он зажмурил глаза, перед тем как выстрелить. Надо еще запомнить, что необходимо держать глаза открытыми. Идиот! Он не может выстрелить еще раз, ведь люди в машине захотят узнать, почему ему не удалось прикончить полудохлое животное из пистолета, который запросто пробивает стену.
Но, может быть, он смертельно ранил ее, а теперь надо просто немного подождать? Однако в красном свете задних габаритных огней «мерседеса» невозможно было понять, смертельна ли рана. Жожо наклонился, чтобы рассмотреть получше.
И вдруг каким-то судорожным движением кошка оторвалась от асфальта и прыгнула прямо ему на грудь, впившись в нее когтями и зубами. «Ой!» — вырвалось у Жожо. Он потерял равновесие и шлепнулся на дорогу. Кошка все еще висела у него на груди. Тогда Жожо машинально поднял руки и крепко ухватил животное, чтобы сдержать конвульсии. Меньше чем через минуту кошка была уже мертвой.
Когда Жожо снова сел в машину, Бубо и дон Пепе были заняты разговором, поэтому не заметили дырок и следов крови на его рубашке. Терой заметил, но, как хороший товарищ, сделал вид, будто ничего не произошло. Когда Жожо завел мотор, он едва слышно прошептал:
— Послушай, паре, у меня в сумке в багажнике есть чистая рубашка. Переоденься, когда пойдешь на встречу.
— Спасибо, паре, — шепнул в ответ Жожо.
Терой улыбнулся и сказал своим обычным голосом:
— Дай мне свой пистолет, ты не сможешь его перезарядить, пока ведешь машину.
Жожо с благодарностью и смущением протянул ему пистолет.
5
— Невероятно, — пробормотал дон Пепе. Он качал головой, глядя из окна машины на грязные улочки, ведущие к гостинице «Патай». — Просто невероятно. Терой, о чем ты думаешь?
— О мистере Алейне, сэр. Он однажды останавливался здесь, вот я и подумал…
— Как ты сказал?
— Это предшественник мистера Шона, сэр, — вмешался в разговор Бубо. — Он был старпомом «Карабуджана», пока…
— Ах, мистер Ален! Ален, а не Алейн… Бедный мистер Ален. Он, должно быть, очень жалеет о гибели своего капитана. Ведь это случилось где-то в районе Минданао?
— На Палаване, сэр.
— Так-так. Должно быть, это дело рук тайцев.
Бубо прокашлялся:
— Нет, сэр, не тайцев.
— Тогда камбоджийцев?
— …Нет.
— Ну, не мы же это?
— Да, сэр. Думаю, что мы.
— Мы? Но я ведь много лет вел с ним дела. «Карабуджану» была обеспечена безопасность. Почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Сэр, «Карабуджан» был взят на абордаж по вашему приказу.
— Неужели?
— Да, сэр.
— И-и-и-их…
— Сэр, вы, должно быть, помните, что капитан «Карабуджана» почти девять месяцев отказывался платить. Мы, то есть вы, сочли, что он совсем зарвался.
— А… Да, это уж точно кровавый бизнес. Но он и должен быть таким.
— Правильно говорят, сэр, сколько волка ни корми… — с гордостью произнес Бубо на своем отвратительном английском, и Жожо непроизвольно поморщился.
Но даже если метис и заметил подхалимаж, то не подал виду.
— Да, это уж точно, — сказал он с отсутствующим видом и принялся сосать зубочистку. — Значит, э-э-э-э, так, на всякий случай, какой там был груз на «Карабуджане»?
— Сахар, сэр, — ответил Бубо.
— Сахар? В самом деле? И мы получили за него хорошую цену?
— Очень хорошую, сэр.
Дон Пепе улыбнулся.
— Ну конечно же. Не будь я Пепе, если соглашусь на меньшее. Кто захватил корабль? Себ?
— Данте.
— Данте… Так-то вот. Это всем нам урок. Никогда не теряйте связей с людьми и не забывайте, откуда вы родом.
— Это отличный урок, сэр.
— Торговля сахаром… Какое было время!
— Никто не торговал им лучше, чем семья Пепе, сэр.
На этот раз дон Пепе заметил подхалимаж и устало сказал:
— Por favor! Пожалуйста, Бубо, заткнись ради бога!
— Заткнуться? — словно эхо, повторил Бубо, проглотив оскорбление с легкостью, которая достигается долгой тренировкой. — Уже заткнулся, сэр.
Жожо скрестил руки на груди, прижавшись к торпедо «мерседеса», чтобы не было заметно пятен кошачьей крови, и вздрогнул. Он уже видел гостиницу не далее как сегодня утром, когда передавал портье записку хозяина. При свете дня здание выглядело просто отвратительно — голый бетонный скелет. Но сейчас оно смотрелось совсем иначе. Жожо показалось, что единственное освещенное окно на втором этаже придало гостинице чуть заметную видимость жизни, отделявшую ее от смерти.
14 
