очень нудно 
38 
Морган был частью этого жестокого мира и мог, не колеблясь, пустить в ход оружие, как проделал это сегодня. Но обнимавшая ее рука была единственной защитой, и его молчание успокаивало лучше всяких слов.
Направив кобылу прямо в амбар, Морган спешился, не слишком деликатно опустив Фейт на охапку сена. Но когда она взялась за щетку и ведро, схватил ее за руку.
— Иди в дом. Я сам позабочусь о лошади.
Фейт поспешила выполнить приказ. Никогда больше она не ослушается Моргана. Она будет скрести полы и чистить его сапоги. Но сейчас ей нужны теплая вода, чтобы смыть воспоминания о грязных руках, касавшихся ее тела, приличная одежда, чтобы прикрыть наготу, и темный угол, куда можно забиться. От ее внимания не укрылся блеск, вспыхнувший в глазах Моргана, когда его взгляд упал на ее грудь, видневшуюся в разорванном лифе. Она не хотела даже задумываться о значении этого блеска.
Очаг давно погас, и вода остыла, но Фейт отнесла ведро к себе на чердак и торопливо сбросила ненавистное желтое платье. Она сожалела, что лишилась своего любимого зеленого наряда, но никакая сила не заставила бы ее вернуться за ним в гостиницу. Никогда больше она не покинет хижину Моргана. Лишь бы он ей позволил остаться.
Фейт торопливо вымылась и надела свое старое платье. Она должна наладить отношения с Морганом. Не вышвырнет же он ее на улицу за одну-единственную провинность. При одной мысли об этом руки Фейт задрожали, когда она затягивала шнуровку. Не закрепив толком косынку, прикрывавшую вырез платья, она поспешила вниз, чтобы развести огонь, лихорадочно вспоминая, что можно найти в буфете. Хорошо бы приготовить легкий ужин или хотя бы кофе.
Когда Морган, вошел, кофе уже закипал, но он, даже не удостоив Фейт взглядом, проследовал к буфету и потянулся за ромом. Выругавшись при виде пустой бутылки, налил себе эля и жадно выпил. Фейт никак не прореагировала на его появление, продолжая резать копченую грудинку, но от зорких глаз Моргана не укрылись ее дрожащие пальцы. Медленно подняв взгляд, он уставился на ее грудь, вздымавшуюся и опекавшуюся под чересчур просторным платьем.
Фейт, вне всякого сомнения, была миниатюрной и хрупкой, но нежный изгиб шеи переходил в женственные округлости, видневшиеся под небрежно завязанной косынкой. Перед мысленным взором Моргана предстали кремовые холмики, вызывающе приподнятые, чтобы все кому не лень могли глазеть и лапать, и гнев с новой силой вскипел в его груди. Господи, каким же он был идиотом!
— Иди спать. Незачем готовить, на ночь глядя, — ворчливо произнес он, нарушив напряженное молчание.
Фейт вздрогнула и выронила нож. Присев на корточки, она принялась шарить по полу, но сильные пальцы схватили ее за локоть и подняли.
Вскинув глаза, Фейт обнаружила, что смотрит в бесстрастное лицо Моргана. Он крепко прижимал ее к себе. В неярком свете пламени его зеленые глаза приобрели золотистый оттенок. Фейт зачарованно смотрела, как его выразительные губы раздвинулись в невеселой усмешке.
— Сколько тебе лет, Фейт Монтегю? Только избавь меня от своих остроумных ответов. Я хочу знать правду.
Фейт нервно облизнула губы. Глаза Моргана ярко вспыхнули, и она поспешила дать ему ответ, которого он добивался:
— Мне исполнится восемнадцать в этом месяце. Сейчас ведь март?
— Да. — Морган молча смотрел на нее. Восемнадцать. Далеко не ребенок. Слова кружились у него в голове, словно языки пламени, вырвавшиеся из ада.
Он перевел взгляд на ее нежную шею.
— Восемнадцать, а ума ни на грош. Пора бы знать, что приличной девушке не место в трактире, — презрительно уронил он, прячась за насмешкой, как за щитом.
Фейт поморщилась от боли, но Морган только крепче сжал пальцы.
— Это единственная работа, которую мне удалось найти, — возразила она. Гнев, который угадывался в его железной хватке, придал ей смелости. — Не могу же я вечно жить из милости.
— Вот как? — Взгляд Моргана блуждал по ее лицу и фигуре. Он попытался сосредоточиться на выражении ее лица, но видел лишь сияние серых глаз, опушенных длинными ресницами, и блеск пунцовых губ, которые она то и дело облизывала розовым язычком. Он поймал себя на том, что мысленно раздевает ее, снимая с шелковистой кожи уродливое коричневое платье. Чтобы хоть как-то обуздать свое разыгравшееся воображение, он продолжил с несвойственной ему язвительностью: — Не хочешь жить из милости? Отлично. Я готов платить тебе за работу. Те услуги, которые ты предлагала нынче вечером, стоят немало. Я буду платить столько же, сколько предложил Уайтхед, и удвою плату, если будешь обслуживать только меня.
38 
