очень нудно 
30 
— Тогда звоните вы! Это не только у нас. Свет выключен во всем районе. Бесполезно поднимать шум.
— Черт побери, у тебя даже не хватило здравого смысла купить свечи…
— Ладно, ладно…
— Пэтти, — позвал Маркус, или, скорее, попытался позвать. Его голос так дрожал, что ему удалось издать только хриплый крик. В тот же момент он зажег спичку и тотчас же уронил ее. Спичка погасла.
Вокруг воцарилось молчание. Затем голос Пэтти встревоженным шепотом произнес:
— Там кто-то есть…
— Что ж, мы сейчас выясним, кто это… Неподалеку вспыхнула спичка. Маркус протянул руку по направлению к свету. Он хотел, чтобы его узнали.
— Ох! Черный человек. Он размахивает руками.
— Не будь дурочкой, Пэтти. Боже, это дядя Маркус.
Спичка догорела, и Маркус стал смутно различать фигуры рядом с собой. Он сделал шаг вперед. Послышался приглушенный новый голос и звук удаляющихся шагов. Затем раздался шелест тяжелой материи, и что-то вытеснило тьму рядом с ним. Чья-то рука слегка задела его, разыскала рукав и крепко сжала запястье.
— Маркус.
— Карел.
Все это походило на поимку преступника, но Маркус с глубоким облегчением подчинился. Чувство вины и страх совершенно исчезли.
— Пойдем наверх, Маркус. Ты нашел нас в необычный момент.
Рука потянула его за запястье, и Маркус пошел следом, споткнулся о ступеньку и начал подниматься. Ткань сутаны задерживала его, касаясь колен и бедер при каждом шаге, и воспоминание о том, что, возможно, так же вела его когда-то мать, на минуту вызвало оцепенение. Поднявшись на верхнюю площадку, он обнаружил, что глаза его закрыты. Его провели в комнату, и дверь позади закрылась. Запястье отпустили.
— Скоро дадут свет? — спросил Маркус. Голос прозвучал жалобно, как у ребенка.
— Да, скоро.
Маркусу показалось, что он во тьме уже много часов. Тьма в комнате была бархатистой, без каких-либо признаков света. Маркус ощущал ее, как паутину, на своем лице.
— О, Карел, как я рад видеть тебя.
— Довольно странное высказывание при подобных обстоятельствах.
— Карел, что это за странный шум?
— Это подземка.
— Ты должен был позволить мне увидеть тебя.
— От тебя здорово пахнет углем, я полагаю, это объясняет, как ты проник сюда.
— Мне ужасно жаль, Карел, ужасно жаль…
— Ты не причинил мне никакого вреда, дорогой Маркус. Боюсь только, что ты испортил свою одежду.
— К черту мою одежду! Скажи, почему ты не позволял мне увидеть тебя?
— Нам нечего сказать друг другу.
— Так не может быть, не может быть, — возразил Маркус. Тьма страшно угнетала его. Теперь казалось, что она струится сквозь его голову. Он зажмурился, чтобы избавиться от этого. — Ты мой брат, — произнес он, как заклинание.
— Не очень-то оригинальная идея.
— Это не идея, это факт! — Глаза Маркуса заблестели и как будто наполнились черными слезами. Он вытянул невидимую руку, ничего не коснулся и чуть не упал. — Не говори так, Карел. Я должен увидеть тебя и Элизабет.
— Элизабет больная девушка. Она не принимает посетителей.
— Я не посетитель. Я ее опекун.
— Ты ничего не сделал для Элизабет. Едва ли написал ей письмо за многие годы. Ты ей не опекун.
— Нет, опекун! — закричал Маркус. Его крик прозвучал как бесполезная попытка заявить о своем существовании.
— Ты только расстроишь ее. Она живет в своем мире.
— Черт побери, что ты имеешь в виду? Не хочешь же ты сказать, что она стала странной, неуравновешенной или что-то в этом роде?
— Что за выражения ты употребляешь? Нет, нет. Просто она живет в другом мире, отличном от твоего.
— Но я должен убедиться…
— Тебе не кажется, что ты становишься слишком дерзким? — Раздался смех и тихое шуршание тяжелой материи. Маркус отпрянул.
— Прости, Карел. Боюсь, я в полном замешательстве. Мне так хочется, чтобы зажгли свет. Ужасно странно говорить в такой тьме. Мне не по себе. Карел, где ты? Неужели у тебя нет фонаря, свечи или еще чего-нибудь? Я не могу найти свои спички.
Маркус попытался двинуться в темноте. Ему было необходимо знать, где Карел, дотронуться до него. Во тьме раздался голос Карела:
— Стой спокойно, а то еще уронишь что-нибудь. Через минуту я провожу тебя до двери.
— Не мучай меня так. Ты встретишься со мной завтра, хорошо?
— Пожалуйста, не пытайся больше увидеть меня, Маркус. Я тоже не принадлежу твоему миру. И только по какой-то метафизической ошибке мы вообще можем понимать друг друга.
30 
