246 
– Я имею в виду то, что ты – сын Андреа, – объяснил он медленно, почти устало. – Что ты – его плоть и кровь и ты – моя плоть и кровь. Что ты – Трески, хозяин дома моего деда. Что на твоем попечении находятся мои малолетние братья, которых я не хочу оставить круглыми сиротами. И что ты, несмотря на твои горькие жалобы на это, представляешь в правительстве Венеции нашу фамилию!
Ради всего этого я сохранил бы тебе жизнь. Ради этого я приехал сюда, надеясь, что смогу сохранить тебе жизнь, а еще и ради той печальной истины, что ты – мой отец, мой отец, и я не хочу, чтобы мои руки обагрились твоей кровью!
Тонио снова остановился. Нож он по-прежнему держал в руках, а глаза его стали далекими и тусклыми. Казалось, страшная усталость навалилась на него и в его настроении произошла резкая перемена.
И проницательный Карло заметил это, хотя его лицо хранило насмешливое выражение, означавшее, что он не верит искренности Тонио.
– А еще, может быть, потому, наконец, – прошептал Тонио, – что я не хочу, чтобы ты заставил меня сделать это. Я не хочу предстать перед Господом как отцеубийца и скулить, как скулишь ты: «У меня не было выбора!» Но можешь ли ты понять это? Можешь ли принять мудрость, выходящую за пределы твоего своеволия и гордости? И согласиться с тем, что нет другого способа развязать этот узел мести, несправедливости и крови?
Склонив голову набок, Карло смотрел на Тонио одним прищуренным глазом. Ненависть к сыну пульсировала в нем в ритме биения сердца.
– Я устал ненавидеть тебя, – прошептал Тонио. – Я устал бояться тебя. Мне теперь кажется, что ты для меня – ничто, какой-то отвратительный шторм, сбивший с курса мою беззащитную лодку. То, что я потерял, вернуть невозможно. Но я не хочу больше распрей с тобой. Не хочу ненависти, не хочу злобы.
Скажи мне, отец, хотя ты ни о чем меня не просил, можешь ли ты поверить в то, что мне не нужно от тебя ничего, кроме твоего обещания? Ты обещаешь, что отныне не будешь пытаться убить меня, и тогда я оставлю тебя здесь целым и невредимым. Я уеду из Венеции так же, как приехал, и никогда не буду пытаться причинить вред тебе или тем, кого ты любишь. Если ты не веришь этому сейчас, то поверишь, когда я покину тебя. Но для этого, отец, теперь ты должен уступить. Ты должен дать мне свое обещание. Вот для чего я приехал сюда. Вот почему я не убил тебя до сих пор. Я хочу, чтобы все было кончено между нами! Я хочу, чтобы ты вернулся в наш дом, к моим братишкам. Я хочу, чтобы ты дал мне обещание!
Карло медленно нахмурился. Низким, утробным голосом пробормотал:
– Ты издеваешься надо мной…
Резкая судорога исказила лицо Тонио. Но уже через секунду оно разгладилось. Он опустил глаза.
– Отец, ради всего святого! – прошептал он. – Ради самой жизни!
Карло внимательно смотрел на него. Его зрение теперь было острым, болезненно острым, хотя вся комната уже погрузилась во тьму. И он испытывал такую ненависть к возвышавшейся над ним темной фигуре, что мало что иное могло сейчас проскользнуть в его сознание.
Он увидел, что нож в руке Тонио шевельнулся. Тонио изящно перевернул его и держал рукояткой к Карло. При желании тот мог бы его схватить.
– Отец, твое обещание. Твоя жизнь за мою жизнь, сейчас и навсегда. Скажи это! – прошептал Тонио. – Скажи это так, чтобы я мог поверить тебе.
Карло медленно, медленно кивнул.
– Скажи это, отец! – прошептал Тонио.
– Я обещаю… что никогда больше… не буду пытаться убить тебя… – пробормотал он.
В полном изумлении он увидел, что Тонио протянул ему нож.
– Возьми его, перережь им ремень. И будем свободны друг от друга раз и навсегда.
Карло взял нож. И мгновенно поднес нож к ремню и перерезал его с внутренней стороны левого предплечья.
С громким треском кожа лопнула, и его грудь и руки освободились. Осторожно, с ножом в руке, он встал на ноги.
Тонио отошел на несколько шагов назад, но его движения были замедленны. Длинный черный плащ развевался вокруг него, и огонь золотом расцвечивал края плаща и поблескивал в темных глазах Тонио.
Глаза Карло медленно расширились. Если бы только он мог видеть, что таится под этими черными шерстяными складками, полностью скрывающими фигуру Тонио! Если бы он только мог лучше рассмотреть выражение этого лица! Но вся способность рационально мыслить была сейчас подчинена той ненависти, что подпитывалась весь этот долгий вечер всплесками гнева, вызванного тем, что это Тонио держит его здесь, Тонио-заклятый-враг, которого он давным-давно должен был убить, а главное, Тонио-евнух, сделавший из него полного дурака.
246 
