очень нудно 
46 
– Синьора, мне осточертела свобода. Я знаю, что все можно купить. Да, богатый, молодой и свободный, и целых пятнадцать лет я был таким! Но скажу вам: пока он был жив, то был огонь Чистилища, а сейчас, когда он мертв, это адский огонь! Не говорите мне о свободе! Разве я не искупил свою вину достаточно, чтобы теперь жениться и…
– Карло, ты не можешь идти против его воли!
Смуглолицые слуги подметали коридоры. Какие-то молодые люди болтались у дверей покоев Андреа. Марчелло Лизани приехал с утра и теперь завтракал с Карло в столовой.
– Войди, Тонио!
Увидев проходящего мимо дверей брата, Карло махнул рукой и резко поднялся. Стул заскользил по выложенному плиткой полу. Но Тонио, быстро поклонившись, поспешил прочь. А войдя наконец в свою комнату, молча прислонился к двери и какое-то время стоял там, точно обрел убежище.
– Не смирился, нет, все еще не смирился, – покачала головой Катрина, сузив на миг голубые глаза.
Она пришла к Тонио проверить уроки. Просмотрев, вернула их Алессандро. В кожаной папочке у нее лежали бумаги, в которых были расписаны грядущие расходы: сколько заплатить кухарке, сколько – лакею, сколько – учителям, сколько отложить на еду и что там еще понадобится.
– Но ты должен сносить это молча, – сказала она, кладя ладонь на руки Тонио. – Не провоцируй его.
Тонио кивнул. Потерянный и расстроенный Анджело, сидевший в другом конце комнаты, то и дело поглядывал на них, отрываясь от своего требника.
– Так что позволь ему собирать здесь старых друзей, дай возможность разобраться в том, кто сейчас имеет влияние. – Понизив голос, Катрина наклонилась к Тонио и заглянула ему в глаза. – И позволь ему тратить деньги, как его душе угодно, ведь он привез домой целое состояние. Он жалуется на темные шторы и жаждет венецианской роскоши, французских безделушек, нарядных обоев. Дай все это ему…
– Да-да, – согласился Тонио.
Каждое утро Тонио смотрел, как брат уходит из дома. Карло стремительно сбегал по лестнице, бренча ключами и звякая шпагой, прицепленной на боку. Топот его башмаков по мрамору был таким непривычным для этого дома звуком, что Тонио казалось, будто эти башмаки живут какой-то своей собственной, отдельной жизнью. В щелочку двери Тонио видел белые парики на отполированных деревянных головах манекенов и слышал давний шепот Андрея: «Фатовство…»
– Братишка, спускайся, поужинай сегодня со мной. – Иногда Карло возникал из темноты, словно ждал его.
– Пожалуйста, простите меня, синьор, но мое настроение, мой отец…
Откуда-то послышалось пение. Тонио не мог ошибиться: пела мать.
Было около четырех часов пополудни. Алессандро сидел у стола в библиотеке – тихо и недвижно, как статуя. На лестнице послышался звук легких шагов. В открытую дверь вплыл голос матери: она пела печальную песню, очень похожую на церковный гимн. А когда Тонио встал и пошел к ней, то обнаружил, что она куда-то собирается.
С молитвенником в руках, опустив на лицо траурное покрывало, Марианна, казалось, совсем не рада была его видеть.
– Лина идет со мной. Алессандро ей нынче не понадобится.
– Мама. – Тонио пошел проводить ее до дверей. Она что-то бормотала себе под нос. – Ты счастлива здесь, сейчас? Скажи мне!
– Ох, зачем ты меня спрашиваешь об этом? – откликнулась она беспечно, но тут же, выпростав руку из-под тонкого черного покрывала, с неожиданной силой схватила сына за запястье.
На мгновение он почувствовал боль и рассердился.
– Если ты здесь несчастлива, то могла бы переехать к Катрине, – сказал он, ужасаясь тому, что, если она и впрямь решит съехать, ее комнаты тоже опустеют и станут чужими.
– Я в доме моего сына, – ответила она и повернулась к слуге. – Откройте двери!
Ночью он не мог заснуть и лежал, вслушиваясь в тишину. Весь мир за дверями его комнаты казался ему чужой территорией. Коридоры, знакомые комнаты, даже сырые и заброшенные закоулки. Вдруг снизу донесся смех. Слабый, почти неощутимый звук человеческого присутствия в доме. Никто бы не смог его услышать, но он услышал.
Где-то в ночи истерически кричала женщина. Тонио повернулся на бок и закрыл глаза, мимолетно подумав, что, кажется, крик звучал внутри дома.
Он заснул. И ему снилось, как будто, открыв дверь, он снова увидел их внизу. Тот же старый спор. Резкий, высокий голос Катрины. А брат… Неужели он плакал?
Был ранний вечер. Издалека доносились слабые отзвуки октябрьского карнавала. В расположенном всего в двух шагах огромном палаццо Тримани давали бал. Тонио стоял один в длинной столовой. Не отводя руки от тяжелой шторы, он смотрел, как внизу подплывают и уплывают лодки.
46 
