333 
Через час после того, как жаровню принесли, служанка Сильвия нашла ее мертвой. Она ела раскаленные угли, один был зажат в руке. Очевидно, ей очень хотелось именно такой еды, что тут еще скажешь?
У меня ее прах, но я не знаю, что ты захочешь с ним сделать. Смешать ли его с прахом Катона, который наконец прибыл из Утики, или сохранить, чтобы смешать потом с твоим прахом? Или похоронить ее в отдельной могиле? Выбери, что желаешь, и оплати выбранный вариант.
Брут уронил письмо, словно оно тоже пылало. Глаза его были широко открыты, но взгляд, казалось, был обращен внутрь. Он представлял, как Сервилия привязывает его жену к стулу, раскрывает ей рот и пихает туда угли.
«О да, матушка, это именно ты. Тебе пришло это на ум, когда ты пригрозила кормить мою бедную измученную девочку силой. Ужасная жестокость идеи могла тебя восхитить — ты самый жестокий человек из всех, кого я знаю. Ты что, считаешь меня полным олухом, мама? Никто, ни один человек, каким бы сумасшедшим он ни был, не может убить себя так. Телесные рефлексы этого не допустят. Ты привязала ее к стулу и стала „кормить“ углями. Ее агония не смутила тебя! О Порция, мой столб огня! Моя горячо любимая девочка, смысл моей жизни. Дочь Катона, такая храбрая, такая страстная, такая живая».
Он не плакал. Он даже не уничтожил письма. Вместо этого он вышел на балкон и невидящим взглядом стал смотреть через водную гладь на поросшую лесом гору. «Я проклинаю тебя, мама. Да накинутся на тебя фурии, чтобы преследовать ежедневно и ежечасно! Да лишат они тебя покоя навсегда! Я рад, что твой любовник Аквила умер в Мутине, хотя ты никогда не любила его. Помимо Цезаря главной страстью всей твоей жизни была ненависть к Катону, твоему брату, с которым ты росла. Но то, что ты убила Порцию, говорит мне, что ты больше не ожидаешь увидеть меня. Что ты считаешь мое дело безнадежным, а мои шансы на успех несуществующими. Ибо знаешь, что, если бы нам довелось вновь увидеться, я привязал бы тебя к стулу и накормил пылающими углями!»
Когда царь Деиотар прислал Бруту легион пехоты и уверил, что сделает все возможное, чтобы помочь освободителям, Брут написал (напрасно, как оказалось) во все города провинции Азия, вменив им предоставить ему войска, корабли и деньги. У Вифинии, например, он просил двести боевых кораблей и пятьдесят транспортов, но никто ему не ответил. И местные жители отказались сотрудничать. Квестор Кимбра Туруллий успел взять все, что провинция могла предложить, и ушел к Кассию.
Новости из Рима приходили тревожные. Марк Антоний и Лепид объявлены врагами народа второго класса. Затем Гай Клодий, легат, которого Брут оставил управлять Аполлонией, написал Бруту, что он слышал, будто Марк Антоний затевает полномасштабное вторжение в Западную Македонию, чтобы вызволить своего брата. Клодий заперся с македонским легионом в Аполлонии и убил Гая Антония. Логика его была железной: когда Антоний узнает, что его брат мертв, он отменит вторжение.
О Гай Клодий, зачем ты это сделал? Марк Антоний — inimicus. Он не в том положении, чтобы пытаться куда-то вторгнуться, даже ради спасения брата!
Тем не менее, ужаснувшись тому, что может учинить Антоний, узнав, что его брат мертв, Брут оставил в Вифинии близ реки Граник несколько своих легионов, приказал остальным вернуться на запад, к Фессалонике, а сам помчался вперед — узнать, что происходит на македонском берегу Адриатики.
Ничего. Когда он в конце июля достиг Аполлонии, его македонский легион усердно рыскал повсюду, ища, где прячутся войска Антония. По слухам, они уже вторглись.
— Но слухи не подтвердились, — сказал ему Гай Клодий.
— Клодий, тебе не надо было казнить Гая Антония!
— Конечно, я должен был казнить его, — возразил нераскаявшийся Гай Клодий. — По-моему, распрекрасно, что мир избавился от него. Кроме того, я ведь говорил тебе, что если Марк узнает о смерти брата, он даже не попытается спасти его труп. И я оказался прав.
Брут вскинул руки — кто может вразумить кого-то из Клодиев? Они всегда были сумасшедшими. И он снова отправился на восток в Фессалонику, где нашел свои легионы и Гая Флавия Гемицилла, приступившего к своим обязанностям.
А там и Кассий дал о себе знать. Он сообщил пораженному Бруту, что Сирия окончательно в его ведении, что Долабелла мертв, а он планирует вторжение в Египет, чтобы наказать его царицу за то, что та ему не помогла. На это потребуется два месяца, писал Кассий, после чего он пойдет на парфян. Из Экбатаны необходимо изъять семь римских орлов, что были отобраны у Красса при Каррах.
333 
