очень нудно 
36 
Как бы подтверждая справедливость этих слов, появился Додд, неся поднос с графином виски и со стаканами. Когда стаканы были наполнены, Флоуз встал, остальные последовали его примеру. Только миссис Флоуз осталась сидеть.
— Я отказываюсь пить за Смерть, — упрямо проворчала она. — Это безнравственный тост.
— Да, мадам, но ведь мы живем в безнравственном мире, — сказал Флоуз. — Однако выпить все равно придется. Для вас в этом — единственная надежда.
Миссис Флоуз неуверенно поднялась и с отвращением посмотрела на него.
— За Великую Определенность! — сказал Флоуз, и его голос зазвенел среди боевых знамен и оружия.
После обеда, который был подан в столовой, Локхарт и Джессика отправились побродить по Флоузовским болотам. Послеполуденное солнце освещало грубую траву. Когда они взбирались на Флоузовы холмы, им попались лишь несколько лениво отошедших в сторону овец.
— Локхарт, милый, я бы ни за что на свете не хотела пропустить сегодняшний день, — сказала Джессика, когда они поднялись на верхушку холма. — Твой дед — очаровательнейший старик.
Локхарт скорее охарактеризовал бы своего деда каким-нибудь иным прилагательным, а миссис Флоуз, которая, смертельно бледная, сидела у себя в комнате, наверное, воспользовалась бы словом, прямо противоположным по значению. Но ни первый, ни вторая не высказали своего мнения вслух. Локхарт промолчал потому, что Джессика была его возлюбленным ангелом и ее точка зрения не подлежала сомнениям и обсуждению, а миссис Флоуз потому, что ей некому было что-либо высказывать. Мистер Балстрод и доктор Мэгрю сидели в это время вместе со старым Флоузом за столом из красного дерева, потягивали портвейн и вели ту философскую дискуссию, к которой предрасполагало их то общее, что было в их прошлом и в их взаимоотношениях.
— Я не одобряю ваш тост за здоровье Смерти, — говорил доктор Мэгрю. — Он противоречит данной мною клятве Гиппократа, а кроме того, как вообще можно пить за здоровье того, что по самой своей природе несовместимо ни с каким здоровьем?
— А вы не путаете здоровье с жизнью? — спросил Балстрод. — Говоря «жизнь», я имею в виду то основополагающее, что отделяет ее от не-жизни. Закон природы таков, что все живое рано или поздно умирает. Надеюсь, сэр, вы не станете этого отрицать.
— Я не могу отрицать то, что верно, — ответил Мэгрю. — Но, с другой стороны, я сомневаюсь, что умирающего человека можно назвать здоровым. При всем моем огромном опыте практического врача я не могу припомнить случая, чтобы мне довелось присутствовать у смертного одра здорового человека.
Флоуз постучал по своему стакану, чтобы заполучить одновременно и графин, и внимание беседующих.
— Полагаю, мы игнорируем такой фактор, как смерть, не вызываемая естественными причинами, — сказал он, подливая себе в стакан. — Вы, несомненно, знаете задачку о мухе и паровозе. Совершенно здоровая муха летит со скоростью двадцать миль в час в направлении, прямо противоположном тому, в котором со скоростью шестьдесят миль движется паровоз. Паровоз и муха сталкиваются, и муха мгновенно погибает. Но в процессе своей смерти муха перестает двигаться вперед со скоростью двадцать и начинает двигаться назад со скоростью шестьдесят миль. Так вот, сэр, если муха остановилась, а потом начала движение в обратном направлении, то разве не вправе мы предположить, что паровоз тоже должен был приостановиться, пусть на миллионную долю секунды. Но для нашего разговора гораздо существеннее иное: разве не вправе мы сделать вывод, что муха умерла здоровой?
Балстрод подлил себе еще портвейна и задумался над задачкой, доктор же энергично ввязался в продолжение спора:
— Я не инженер и не знаю, останавливался ли локомотив на миллионную долю секунды, или же нет. Тут я полагаюсь на ваше суждение. Но в любом случае муха в эту миллионную долю находилась в крайне нездоровом состоянии. Чтобы понять это, давайте соотнесем это мгновение с ожидаемой продолжительностью жизни мухи. Естественная продолжительность жизни мухи, насколько я знаю, ограничена одним днем, тогда как у человека она около семидесяти лет — я не говорю о присутствующих. То есть сознательная жизнь мухи должна насчитывать около 86 400 секунд, тогда как у человека с момента рождения до момента смерти проходит порядка 2 107 000 520 секунд. Судите сами, сколь разное значение имеет одна миллионная доля секунды в жизни мухи и в жизни человека. То, что нам представляется всего лишь одной миллионной секунды, в жизни мухи значит примерно столько же, что пять с половиной минут могут значить в жизни человека. Такого времени вполне достаточно, чтобы состояние человека можно было определить как нездоровое.
36 
