Последние отзывы

  45  

Старый Флоуз весь трепетал, когда читал эту историю, как трепетал он и от баллады, сочиненной еще одним из Флоузов и с тех пор жившей в крови всех членов рода. Менестрель Флоуз был знаменит своими песнями; старый Флоуз поймал себя на том, что почти непроизвольно начал читать вслух первые четверостишия его «Баллады о члене, влезшем насухо», которую Менестрель писал по распоряжению властей, сидя в Элсдоне у позорного столба и ожидая казни через повешение, волочение за конем и четвертование сразу за то, что он по ошибке забрался в постель к леди Флер, супруге сэра Освальда Кэлейтона, в тот момент, когда этот благородный лорд сам был не только в той же постели, но и в леди Флер. Неожиданное вторжение в такое мгновение Менестреля Флоуза в сэра Освальда вызвало реакцию, которую все знакомые с этим явлением называют «собачьей связкой», и потребовались объединенные усилия семи слуг, чтобы оторвать сэра Освальда от леди Флер, а потом — услуги местного парикмахера, бывшего по совместительству и хирургом, чтобы отсоединить друг от друга сэра Освальда и его Менестреля. Евнух Флоуз, как его стали после этого называть, отправился на казнь в довольно-таки бодром настроении и с песней в сердце:

• Повесьте за ноги меня,
• Чтоб видеть мог весь свет,
• К чему приводит голова,
• Коли ума в ней нет.
• Когда в постель я залезал,
• Не разум двигал мной.
• Меня за наслажденьем гнал
• Тот, кто обрел покой.
• Я должен был сообразить,
• Что никогда от Флер
• Не может потом так разить,
• Конюшней и дерьмом.
• Она так пахла чистотой,
• Когда меня ждала.
• И влага у нее меж ног
• Манила и влекла.
• От сэра ж Освальда несло
• Так, что тянуло рвать.
• Сухой вонючий зад его
• Колом бы мне продрать!
• Казните нынче вы меня?
• Что ж, действуйте быстрей,
• Ну, а пока не собрались,
• Верните мне мой член.
• Он заду сэра - ни к чему.
• И мне уж не вложить
• Ни в сушь его, ни в мокроту,
• Но — хочется отлить!

Старый Флоуз считал эту поэму несколько сырой, недоработанной, но все же способной взбодрить и согреть душу. Он хорошо понимал, что должен был чувствовать Менестрель: его собственный простатит в последнее время здорово досаждал ему. Но самое большое удовольствие доставляла старику суровая веселость этой и других баллад Менестреля. Флоузы могли быть — да и бывали на самом деле — ворами и грабителями, головорезами и болотными разбойниками, и даже святыми и епископами. Однако каково бы ни было их призвание и чем бы они ни занимались, Флоузы неизменно смеялись над ударами судьбы, над происками врагов и нечистой силы, и их религией всегда было не столько христианство, сколько личная честь и достоинство. Назвать кого-нибудь из Флоузов лжецом значило для обидчика умереть на месте или оказаться вынужденным вести потом борьбу не на жизнь, а на смерть вплоть до самой своей кончины, Флоуз, который дрогнул бы перед лицом невзгод, тем самым ставил бы себя, как гласит старая поговорка, в положение изгоя без дома и имени.

Но интерес старого Флоуза к его далеким предкам диктовался не только праздным любопытством. Его продолжала преследовать загадка, кто же был отцом Локхарта. За этим вопросом, что призраком вставал перед ним по ночам, скрывалось ужасное предчувствие того, что, возможно, Локхарт приходится ему не только внуком, но и сыном. Именно поэтому он внес в текст завещания статью о бичевании, тем самым отчасти как бы признавая, что, если его подозрения оправдаются, он заслуживает быть поротым до тех пор, пока жизнь его не повиснет на ниточке, и даже дольше. Вопрос требовал ответа — пусть не при его жизни, так на протяжении всей жизни Локхарта —  и потому, разбираясь в старых документах, преданиях и письмах, Флоуз продолжал размышлять над возможными кандидатурами в отцовство. Всех их должна была объединять одна черта: в то время, когда был зачат Локхарт — Флоуз считал, что это произошло за восемь месяцев до его рождения, — все они должны были жить в пределах одной поездки верхом на лошади от Флоуз-Холла и должны были быть тогда в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет. Он отказывался верить, что его дочь — какими бы пороками она ни страдала — по собственной воле спуталась бы с пожилым человеком. Отца Локхарта скорее всего следовало искать среди тех, кому в то время было от двадцати до тридцати. Выписав когда-то несколько имен, старый Флоуз против каждого из них поставил возраст в то время, цвет волос и глаз, краткое описание основных черт лица, рост — и в тех случаях, когда смог, — указал размеры черепа. Поскольку в последнем случае подозреваемый должен был согласиться на то, чтобы Флоуз измерил его череп от лобной части к затылку и по ширине при помощи крайне заостренного циркуля, далеко не все соглашались пройти такое испытание, и в списке против имен тех, кто не дал на него согласия, стояли буквы «ВП» — «весьма подозрителен». За долгие годы старик накопил огромное количество любопытной антропологической информации, но ничто из нее не подходило под реальные черты Локхарта. Черты эти были абсолютно во всем флоузовские — такой же римский нос, такие же холодно-голубые глаза, льняного цвета волосы, — что еще более усиливало у старика чувство собственной вины и решимость добиться своего оправдания даже ценой того, что в процессе поиска такого оправдания может оказаться доказанным противоположное и он рискует войти в историю рода как Флоуз Кровосмеситель. Он был настолько погружен в свои изыскания, что не обратил никакого внимания на перемены, происходившие в последнее время с его женой.

  45