Последние отзывы

  76  

Сейчас жизнь животных стала еще короче, но она всегда была непродолжительной. Что мы получаем от братьев наших меньших, что получаем мы от наших любимцев (не стремясь к этому и не прося об этом), — так это урок о смерти: обзор более краткого жизненного срока. После кончины двух котов и девяти хомячков юноша чуть лучше подготовлен к ужасному приглашению в бабушкину спальню.

Мы все шагаем более или менее в ногу. А Клайв, будучи восьми лет отроду, уже сделался старым-престарым псом.

Поход в кино с Лиззибу Броуднер. Лиззибу — взрослая младшая сестра Хоуп, она выше ее, светлее, круглолицее и фигуристее. Груди Лиззибу — предмет семейных шуток. Ох уж эти семейные шутки! Ох уж эти вторичные половые признаки — эти ВПП! Это большой вопрос — откуда у Лиззибу взялись этакие груди? Ни у кого из женщин семейства Броуднер не было и нет подобных грудей. У Хоуп нет таких грудей, как у Лиззибу. Ей приходится довольствоваться своими собственными, которые несоизмеримо меньше. Ожидалось (продолжается семейная шутка), что Мармадюк сможет сделать груди Хоуп такими же, как у Лиззибу, или, по крайней мере, их увеличить. Но вот он, Мармадюк, перед вами — решительно не считающийся ни с чьими ожиданиями. Когда Хоуп давала свои груди Мармадюку, тот от души измочаливал их, опустошал, жевал и вытягивал, но они от этого ничуть не увеличились. Стали намного чувствительнее, болезненнее — но отнюдь не больше. А рядом — бездетная Лиззибу (ей тридцать один, и она как раз начинает беспокоиться по этому поводу) со своими очаровательными двойняшками. По-прежнему держится жара, и для похода в кино она надевает простую безрукавку. Отчетливые очертания ее повергающего в смятение совершенства заставляют агонизировать всю улицу. Парни не в состоянии этого вынести. Она из всех нас делает Китов — точнее, из всех, кроме меня, из всех, кроме того, кто идет с нею рядом и не смеет взглянуть. Ох уж эти ее ВПП! Взгляните-ка на эти ее ВПП!

Фильм, что мы смотрим, — старинный ужастик, этакий кусок дерьма, всплывший из семидесятых. Название соответственное — «Кровавая спальня». Разнообразных студенточек (разумеется, когда они остаются в одном нижнем белье) нарезают мелкими ломтиками. Цепная пила, охотничий нож, опасная бритва. Тот, кто нарезает, — какая-то разновидность упыря, демона или зомби (во всяком случае, ясно, что это мертвяк), и у него зуб на декана. Большую часть времени он выглядит обычным жирным привратником — пока не приблизится к обнаженной или слегка прикрытой женской плоти; тут-то скрытый внутри мутант вырывается наружу, киша червями, личинками и прочими могильными причиндалами. Я отождествлял его с собой. Особенно когда, во время предположительно жуткого эпизода, Лиззибу взяла меня за руку. Рука у нее теплая, легкая. Я был бы ей признательнее за это, если бы не умирал. Рука ее оставалась в моей и после того, как «Кровавая спальня» перестала быть жуткой, и после того, как упыря поджарили на огне и всадили ему кол в сердце. Зажегся свет, и она, повернувшись ко мне всем телом, медленно и осторожно забрала свою руку. Рот у нее был приоткрыт. Боже, что за чудо эти женские зубы.

— Что вы об этом думаете? — спросила она, на самом деле желая это узнать.

Я ей нравлюсь. Она ко мне подкапывается. Почему? Есть у меня на этот счет несколько соображений. Главным образом, я нравлюсь ей потому, что нравлюсь и Хоуп тоже. Чувствуется, что в сексуальном отношении младшая сестра в значительной мере зависит от старшей: налицо явный сексуальный плагиат. Лиззибу, возможно, относится к тому типу девушек, которые не вполне уверены в том, кто именно им нравится, пока не получат подсказку в виде одобрения со стороны кого-то постарше. Я ощущал это одобрение даже по дороге в кинотеатр — образ Гая и Хоуп витал позади нас в воздухе (ободрительно улыбаясь, она держала руку у него на плече), как родительское благословение. Во-вторых, я, конечно, в общем и целом отошел от дел с дамами, и это оказывает на них убаюкивающее воздействие, в особенности на привлекательных блондинок с выдающимися ВПП, привыкших, в силу этих своих качеств, жить как в гарнизоне — постоянно начеку, с пальцем на спусковом крючке. Я никогда не блудил направо и налево (почему же нет, черт меня побери!) и никогда не сожалел о том, что не блужу направо и налево (во всяком случае, до сих пор), а это, по-моему, заметно. Конечно же, непохоже, чтоб у меня была какая-либо из этих мерзких болезней. В-третьих — или, может, это всего лишь пункт 2(б), — я не заинтересован. Что всегда дает преимущество. Подлинное отсутствие интереса непременно срабатывает в твою пользу. А когда ты умираешь (обнаружил я), то способен разыграть такое отсутствие без сучка без задоринки.

  76