157 
Последующие набеги Казбича и других предводителей не имели успехов; но тем не менее постоянные тревоги сильно беспокоили Черноморское войско, не знавшее ни покоя, ни отдыха. Между тем за Кубанью турки не переставали волновать горцев. От анапского коменданта, генерала Вышеславцева, было получено сведение, что Казбич имел в Джгубе (на южном склоне Кавказского хребта) свидание с пашой Сеид-Ахметом, от которого получил богатые подарки, после чего с большею еще настойчивостью занялся собиранием партий в горах. Для той же цели к натухайцам был послан от паши чиновник. Передавали еще весть, будто бы от самого султана прибыл к закубанским племенам Салахур Мегмет-Ага, с фирманом такого содержания: «кто из горцев, в 1831 г., с марта по май месяц, прибудет в Стамбул, тот останется турецким подданным, а кто останется на месте, тот должен считаться русским подданным; для желающих же прибыть в столицу Порты султан обещал прислать суда в Сунджук-Кале». При чтении этого фирмана в собрании черкесских старшин последние чуть не убили турецкого чиновника за то, что султан отказывался от горцев и отдавал их русским. Салахур Мегмет-Ага поспешил убраться в Турцию, в чем ему помог состоявший в турецкой службе черкес Зан-Оглы-Сефир-бей.
При таком настроении умов между горскими народами, командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории, генерал от кавалерии Емануель, открыл военные действия за Кубанью двумя отрядами. С первым он сам действовал в земле абадзехов, а со вторым наказной атаман Бескровный двинулся в землю шапсугов. Отряд атамана состоял из полков: двух конных, двух пеших, двух рот Нашебургского полка, трех рот Навагинского полка и трех взводов Черноморской конной артиллерии. 29 января, в девять часов вечера, Бескровный выступил в горы. Достигнув одного леса, в котором были неприятельские жилища, войска наши заняли предлежавшие высоты. В этой позиции Бескровный дождался рассвета. Утром открылось: опушка леса была занята горцами; аулы находились на речке Дечахо; дорога к ним пролегала чрез ущелье Кабаниц; в ущелье же и в окружности рос мелкий дубовый лес, простиравшийся до самых гор.
Отряд подошел к этому лесу и был встречен сильным ружейным огнем, на который стрелки наши отвечали тем же; когда же несколько пущенных нашей артиллерией гранатных и картечных выстрелов принудили горцев уступить нам опушку леса, стрелки немедленно заняли ее, после чего колонна двинулась вперед ущельем. Бой завязался в самом лесу, столь густом, что артиллерия, которой только и боялись горцы, не могла действовать. Они до того рассвирепели, что, невзирая на явную смерть, мешались с нашими стрелками по флангам, а конные наездники врывались даже в самый отряд. Особенно центр колонны выдерживал убийственный ружейный огонь; каждый шаг вперед был приобретаем кровью. Горцы, предводительствуемые владетельным дворянином Маамкиреем Цоко-Моко, отчаянно защищали дорогу, и отступали медленно, не обращая внимания на свои ежеминутные потери. Маамкирей и другие дворяне с быстротою молнии являлись на всех флангах и примером своей храбрости и неустрашимости увлекали за собою черкесов и яростно бросались на шашки. Каждый натиск их отбивался казачьими пиками.
Чрез два часа войска достигли первых аулов, разбросанных по лесу групами в несколько сакель; бывшие при них запасы хлеба и сена, вместе с саклями, казаки тотчас же зажигали. Теснимый неприятель подавался далее и далее к главному аулу, пока он не был занят и зажжен нашим отрядом. Густой дым, чаща леса и растянутая верст на десять по ущелью колонна давали горцам надежду если не истребить, то, по крайней мере, наголову разбить наш отряд. Пользуясь выгодами местности, они с отчаянием врывались в ряды наши и старались отбить пушки, безмолвствовавшие в густоте леса, так что весь губительный огонь выносили на себе конница и пехота. В самый разгар боя часть горцев, под личным предводительством Маамкирея, ударилась из-за кустарников на взвод артиллерии, и хотя команды, прикрывавшие орудия, дали отпор, но, уступая силе неприятеля, принуждены были податься назад. Тогда горцы бросились на пушки, убили двух артиллерийских лошадей, ранили двух артиллеристов и двух лошадей и уже готовились захватить орудия…
В этот-то критический момент налетает с авангардного фланга Бескровный с казаками, отбрасывает горцев пиками и отбивает уже захваченные пушки. Обратив врагов в бегство, атаман погнался за ними в лес; но бежавшие черкесы были встречены значительною партией, спешившею им на помощь, и всеми силами своими ринулась на команду Бескровного. Горсть казаков, отбиваясь пиками, подавалась назад. Отважный атаман, бывший впереди казаков, с отступлением последних остался назади. Вдруг под ним падает конь, сраженный черкесскими пулями; Бескровный окружен со всех сторон. Предпочитая славную смерть постыдному плену, неустрашимый атаман решился защищаться до последней крайности. Первый выстрел его поверг мертвым главного предводителя горцев, Маамкирея Цоко-Моко, еще двух заколол он пикою, но пика мгновенно была изрублена шашками; сам Бескровный получил три раны: в грудь, в голову, с повреждением черепа, и в правое плечо, с повреждением кости. Он продолжал, однако, обороняться саблею и ранил еще нескольких черкесов. К счастью, на выручку атамана прискакали хорунжие Могукоров и Золотаревский и несколько казаков. Могукоров и разжалованный из хорунжих Григорий Сотниченко первые врубились в толпу горцев, пробились сквозь их к Бескровному, схватили своего атамана, лишившегося чувств от потери крови, и благополучно добрались до отряда, — на флангах которого кипел ожесточенный бой. Все усилия горцев были направлены к тому, чтобы задержать колонну в лесу до ночи. Полумертвый Бескровный велел войскам тихим шагом отступать. В четыре часа пополудни колонна начала пролагать себе путь оружием сквозь густые толпы неприятеля; наседавшие одновременно на наш арьергард и фланги черкесы были отражаемы ружейным и артиллерийским огнем, и, наконец, прогнаны в лес.
157 
