— Я тут думала, куда нам ехать дальше, Графф, — сказала она.
— Послушайте! Я с вами! — закричал я, вскочив на ноги, упав прямо в объятия Галлен и уткнувшись в болтавшуюся фуфайку.
— Графф? — позвала она. — Графф, я сказала, что думала о том, куда нам лучше поехать.
— Я тоже об этом думал, — отозвался я и прильнул к ней.
Я раскрыл глаза так широко, насколько это было возможно. И пересчитал полосы на фуфайке. Замечательные широкие полосы — две белых и одна красная от воротника до груди Галлен, где полосы изгибались; пять красных и четыре белых от груди до выступа бедра. Где я и пристроил свою голову.
Эти полоски расслабляли куда лучше, чем подсчет овец.
— Или моржей, Графф, — донесся откуда-то голос Зигги, — резвящихся в воде веселых моржей.
— Ладно, заканчивай. Я с тобой, — сказал я.
— Ну конечно, Графф, — откликнулась Галлен.
Планы
Перед самым наступлением ночи я преодолел себя и совершил длинную прогулку вверх по течению к рыбному месту, где я мог перейти вброд разбросанные горные ручьи. Я преодолел их все, пока Галлен ездила в Сингерин за пивом.
До ее возвращения у меня уже горел костер, и шесть очищенных форелей ждали волшебной сковородки фрау Фрейны.
В моей голове было ясно. Никогда не лишне строить планы в отношении денег — это отвлекает от других планов, более неопределенных.
Мы поговорили о том, куда нам ехать дальше, и Галлен решила, что лучше всего в Вену, поскольку там я знаю, где искать работу; но в основном из-за того, как мне кажется, что после краткого знакомства с Мариацелем Галлен захотелось городской жизни — какой она себе ее представляла. Я забеспокоился, что она будет настаивать на этом, хотя не мог не признать, что Вена наиболее подходящее место для того, чтобы найти работу нам обоим. И теперь я спорил лишь об одном: там нам придется потратить больше денег, чем где бы то ни было, пока найдется эта чертова работа. И той суммы, на которую мы можем хорошо питаться и с комфортом спать целых две недели в другом месте, хватит дней на пять-шесть в Вене — если нам захочется есть. Мы по-прежнему можем проезжать мимо пригородов по ночам и останавливаться в виноградниках — если нас только не загрызут сторожевые псы. А в Вене так просто не пропитаться, это как пить дать.
Но с другой стороны, на природе слишком много мест, где могут прятаться разные видения — и внезапно накидываться на меня. Возможностей для мечтаний в городе гораздо меньше, это точно, так что Ганнес Графф будет подвержен там этому реже.
Одним словом, вечером в воскресенье, после того как мы поели, мы сидели с пивом и снова говорили об этом.
— Я думала, — сказала Галлен.
Что ж, думать — это хорошо, особенно так суетливо, как ты. К тому же, похоже, это занятие отвлекало Галлен от мыслей о ее первом чиханье. Но никому не следует задумываться над этим слишком долго, я в этом убежден.
— Самое неприятное заключается в том, — важно начала она, — что нам понадобится больше денег, чем у нас имеется в данный момент. Ведь у нас уйдет время, пока мы найдем работу в городе. До первого оплаченного чека.
— Совершенно верно, — согласился я. — Мне кажется, ты это поняла.
— Да, но это можно решить, — сказала она, перекинув через плечо свою длинную золотисто-каштановую косу. Она демонстрировала ее мне, словно торговец, предлагающий спелый овощ или фрукт.
— Очень красивые волосы, — сказал я, озадаченный.
— Да, так вот я их продам, — объявила Галлен. — За волосы для париков очень хорошо платят.
— Продашь? — поперхнулся я. Ее слова поразили меня словно гром.
— Нам только нужно найти какой-нибудь салон красоты в пригороде, — сказала Галлен.
— Откуда ты знаешь о париках? — спросил я.
— Мне рассказывал Кефф.
— Этот чертов Кефф? — воскликнул я. — Что он может знать об этом?
— Во время войны он был в Париже, — пояснила она мне. — Он рассказывал, что даже тогда это было очень выгодное дело… дамы продавали свои волосы.
— Во время войны в Париже? — повторил я. — Насколько мне известно, волосы у них просто выдирали, а не покупали.
— Да, у некоторых — возможно, — согласилась Галлен. — Но теперь это модный бизнес. Из натуральных волос получаются отличные парики.
— Кефф говорил тебе, что он был в Париже?
— Да, — кивнула Галлен. — Это выяснилось, когда мы разговаривали о моих волосах.