— Я тебе ни за что не скажу, где моя комната.
— Тогда я буду заглядывать во все подряд.
— У тети у изножья кровати спит собака.
— А кто спит у твоей?
— Если бы я знала, что ты останешься здесь надолго, то я бы завела льва. Вы долго пробудете здесь, Графф? — спросила она.
— Наши дороги выбирает судьба, — изрек я.
— Если бы я была уверена, что вы задержитесь подольше, я бы сказала тебе, где моя комната.
— А твоя тетушка дает за тобой приданое?
— Не думаю, что ты останешься хотя бы еще на день.
— Куда бы ты хотела поехать во время свадебного путешествия? — спросил я.
— А куда бы ты повез меня?
— В кругосветное путешествие в ванне! — ответил я. — В огромной ванне.
— И Зигги поехал бы с нами?
— Ну да, — ответил я. — Я не умею водить мотоцикл.
— Вот, — сказала она. — Видишь мою шею? Твое пятно начало исчезать.
Однако было слишком темно, чтобы я мог разглядеть; я развернул ее плечи и притянул к себе спиной. О, она никогда не наваливалась на меня своим весом! Она сидела прямо, слегка отстранясь, когда я поцеловал ее.
— Ты возобновишь его, Графф.
— Покажи мне свои волосы распущенными, — попросил я, и она подняла руки, чтобы распустить косу; под пальцами я ощутил длинную, твердую линию ее ключицы, образовавшую прямой угол с плечами, когда она подняла вверх руки. — О, ты такая костлявая, Галлен, — сказал я.
Она уронила косу на плечи и распустила конец узла. Потом отвела в сторону густые пряди своих волос, запустив в них пальцы и дав им свободно упасть и политься потоком в клубах водяных брызг водопада — они походили на золотистый сок.
— Потому что мне нечем прикрыть свои косточки, — сказала она. — Я давно уже не поправляюсь.
— О, с того времени, как ты была толстушкой, прошла целая вечность.
— Ты целуешь или кусаешь? — спросила она.
— И все же ты слегка округлилась, — сказал я, обнимая ее за талию и трогая пальцами ее плоский живот. Она, казалось, слегка съежилась под моими руками, и я почувствовал, будто проваливаюсь в нее.
— Ты меня пугаешь, Графф, — сказала она. — Ты просто хочешь меня напугать.
— Да нет же.
— А этот твой дружок, Зигги… Он хочет напугать тетушку.
— Неужели?
— Да, причем нарочно. Потому что он все врет. Неужели я не догадалась бы, если бы с тобой было что-то не так?
— О, догадалась бы?
Ее волосы спутались, оставив обнаженное место за ухом. Поэтому я поцеловал ее туда, и она слегка отодвинулась и откинулась назад, положив мои руки себе на бока.
— Потрогай мои косточки еще, — прошептала Галлен. Она расслабилась, но потом снова напряглась, отскочила от меня и поднялась. — О, Графф, — сказала она. — Ты не должен думать, будто все, что я делаю, я делаю с умыслом. Я сама не знаю, что я делаю.
— Не бойся того, о чем я могу подумать, — ответил я.
— Ты ведь замечательный парень, правда, Графф? — спросила она. — Даже если ты немного пугаешь меня, да?
— Ярко-розовый Графф, — сказал я. — Для тебя.
На другом берегу реки вспыхнули яркие всполохи, заливая сад мертвенно-желтым светом. Гром прогремел сухо и раскатисто, доносясь откуда-то издалека, оттуда, где я не жил. В свете молнии волосы Галлен отсвечивали ярко-рыжим.
Она поспешила вдоль стены к углу замка. Добравшись до края, подождала, пока я приближусь к ней. Я снова обнял ее за талию, и она припала ко мне.
— Мои милые косточки, — прошептал я.
Мы заглянули во двор. Несколько освещенных окон отбрасывали на лужайку яркие квадраты света и крестообразные штрихи от решеток. На фоне одной из таких клеток я заметил голову Зигги с заложенными за голову руками.
— Что это? — спросила Галлен.
— Зигги делает наклоны, — пояснил я.
О нет, он делал что-то другое. Он держался за оконную решетку, вытянул руки и ухватился за ее края и, казалось, намеревался протиснуться наружу, во двор, как некий ночной зверь, проверяющий на прочность свою клетку.
— Он вовсе не делает наклоны, — возразила Галлен.
— Это упражнение на растяжку рук, — сказал я.
И я поспешил увлечь ее под другой оконный выступ; у дверей замка я неожиданно, слегка смазав, поцеловал ее в губы.
— Нам нужно быть поосторожней с твоей тетушкой, — сказал я ей и первым вошел в замок.
Пробудился ли интерес у футбольных игроков? Вспыхнул ли свет в их глазах, которые перестали светиться с того момента, как их вставили в рамки и повесили на стену?