Но в то послеполуденное время, стоя на тротуаре, он был, вероятно, без своего блокнота и клочков бумаги от пакета с редиской, к тому же он явно ощущал подстегивание герра Фабера, который с нескрываемым беспокойством подглядывал за нами из дверного проема: его голова высовывалась, словно змеиный язык, из задымленного гаража.
— Пойдемте со мной, Графф, — позвал меня Зигги. — Я посажу вас на настоящего зверя.
После чего мы прошли по скользкому полу гаража к двери в задней стене, двери с мишенью для игры в дартс (и дверь и мишень висели косо). Мишень для дартса выглядела безбожно измочаленной, яблочко было неразличимым на фоне сплошь истыканной пробки — как если бы вместо дротиков на него набрасывались с гаечными ключами сбрендившие механики с искаженными от ярости ртами.
Мы вышли на маленькую улицу за гаражом.
— О, герр Явотник! — воскликнул Фабер. — Вы и вправду так считаете?
— Абсолютно, — ответил Зигфрид Явотник.
Машина, покрытая промасленным черным брезентом, стояла прислоненной к стенке гаража. Заднее крыло было толщиной с мой палец — тяжелый кусок хрома, серый по ободу, там, где на нем остался след от подкрылка, — оно образовывало с протектором идеально выверенный союз. Зигги сдернул брезент.
Это был старый, безжалостно изъезженный мотоцикл, потерявший свои благородные очертания и залатанный местами; между его частями имелись зазоры и провалы там, где, возможно, какой-то сумасброд пытался приладить ящик с инструментом, и небольшой открытый треугольник между мотором и бензобаком — бак, блестящий как черная слеза, походил на слишком маленькую голову, прилаженную на громоздкое тело. Он был красив той самой красотой, какой иногда бывает красиво старое ружье, — поскольку явно безобразные детали выставлялись в самых приметных местах. Он был тяжел и, казалось, втянул в себя живот, словно тощий гончий пес в высокой траве.
— Этот парень просто виртуоз! — воскликнул герр Фабер. — Радость и поддержка!
— Он английский, — сообщил мне Зигги. — «Ройял Энфилд»… Несколько лет тому назад, когда его починили, он выглядел на все сто. Семьсот кубических сантиметров. Новые шины и цепи. И восстановленное сцепление. Оно теперь как новое.
— Этот парень полюбил этого старичка! — заявил герр Фабер. — Он корпел над ним все свое свободное время. Он теперь как новенький!
— Он и есть новый, — прошептал Зигги. — Я выписал из Лондона новое сцепление и шестерню, а также новые поршни и обода, а этот простофиля решил, будто все это предназначалось для других мотоциклов. Старый ворюга даже не подозревает, чего он по-настоящему стоит.
— Сядьте на него! — предложил герр Фабер. — О, только сядьте и почувствуйте под собой зверя!
— Напополам, — прошептал Зигги. — Вы платите все сейчас, а я возвращаю вам половину из своего заработка.
— Заведите мне его, — попросил я.
— О, прекрасно, — засуетился Фабер. — Герр Явотник, возможно, машина не совсем готова для того, чтобы завестись прямо сейчас, а? Может, сначала требуется заправить ее?
— О нет, — возразил Зигги. — Он должен завестись сразу же! — И он, подойдя ко мне сбоку, качнул ногой стартер; последовало слабое тарахтение — тиканье карбюратора при прогоне топлива туда и обратно.
Затем он приподнялся, надавив всем своим весом на педаль стартера. Мотор втянул в себя горючее и захлебнулся, педаль приняла прежнее положение; но Зигги нажал на нее еще и еще и на этот раз запустил двигатель — он разразился не привычным мотоциклетным тарахтением «тыр-тыр», а более низким и ровным «быр-быр», зычным и раскатистым, как у трактора.
— Вы слышали? — воскликнул герр Фабер, который неожиданно стал прислушиваться сам: его голова слегка склонилась в сторону, рука накрыла рот, как если бы он ожидал услышать, что клапан сечет, но не услышал; ожидал уловить неисправность, но не уловил — по крайней мере, не совсем. Голова его наклонилась еще сильнее. — Ну просто виртуоз, — произнес Фабер так, как если бы сам уверовал в сказанное.
Зверь герра Фабера
Контора герра Фабера находилась на втором этаже гаража, который выглядел так, как если бы второго этажа у него могло вовсе не быть.
— Отхожее место, — пробурчал Зигги, чья манера поведения заставляла герра Фабера нервничать.
— Вы договорились о цене на него? — спросил герр Фабер.