41 
Кефф наклонился над тем местом, которое я оставил свободным для третьего ряда. Я мог бы сейчас вскочить и спихнуть на него весь третий ряд ульев; я вспрыгнул на второй ряд.
— Что ты делал с этой малышкой Галлен, умник? — Он не смотрел вверх. — Я давно жду, чтобы она как следует подросла. И хоть немного поправилась. — Его согнутая, лишенная шеи голова повернулась ко мне ухмыляющимся лицом. — Что ты тут делаешь? — спросил он. И его ступни двинулись назад под ляжками, как у спринтера, принявшего стойку.
— Почему у нас нет специальных комбинезонов, Кефф? — произнес я. — Почему у нас нет масок и прочего?
— Чего-чего? — переспросил он.
— Комбинезонов, — сказал я. — Защиты, на случай аварии.
— Это идея хозяина пчел, умник, — усмехнулся Кефф, выпрямляясь. — Когда у тебя есть защита, то ты становишься неосторожным, умник. А когда ты становишься неосторожным, ты устраиваешь аварию.
— Тогда почему бы ему не собирать рои самому, Кефф?
Но Кефф продолжал любоваться третьим рядом.
— Третий ряд почти полон, — сказал он. — Еще раз через дорогу, и мы доберемся обратно к сараям.
— Тогда поехали, — сказал я.
— Надеешься, что он все еще где-то поблизости, умник? Достав этот груз, мы вернемся за следующим, и ты думаешь, что он так и будет сидеть и ждать, свободным?
— Послушай, Кефф, — сказал я, подумав: «Ты и сам почти уже не свободен, Кефф, — тебя самого почти уже здесь нет. Беспокойные пчелы гудят в этих ульях, Кефф, и ты почти уже увяз в липком меду, а пчелы жалят твою раздувающуюся тупую жирную башку, Кефф».
Кефф прислушивался к приближающемуся звуку.
«Нет, разумеется, нет, — подумал я. — Ты привык быть всегда в безопасности, Кефф? Но разве ты не видишь, Зигги, как я провожу линию? Чего еще, черт побери, ты ждешь от меня, Зигги?»
— Кто-то бежит, — сказал Кефф.
И даже пчелы затихли, прислушиваясь.
— Кто-то бежит, — снова сказал Кефф, и он раскрыл свой ящик с инструментами.
Я слышал учащенное дыхание в конце дороги, хруст гравия и частое, тяжелое дыхание.
— Это кто-то, кого ты знаешь, умник? — спросил Кефф, его лапа сжимала гаечный ключ.
Затем он развернул фары, направив их на дорогу, однако он не включил их. Он просто приготовился к встрече.
«Тихо, пчелы!» — подумал я. Это были короткие, маленькие шаги, быстрое, прерывистое дыхание.
И тут Кефф повернул фары прямо на мою Галлен, ее распущенные волосы развевались на бегу в ночи.
Сколько пчел тебе хватит?
Она бежала с новостью — в резиновых галошах вверх по холму от самого Вайдхофена. Галлен принесла весть о скандальном возвращении Зигги за своей зубной щеткой — как он переметнулся, словно обезьяна, с виноградной лозы на оконную решетку, чтобы пробраться внутрь во второй раз, как выкрикивал в коридоре всякую чушь, как съехал по перилам вниз, в вестибюль, выдавая каждому свое изречение: тетушке Тратт, которая раскудахталась, словно курица на насесте, внизу лестничного колодца, и моей Галлен тоже досталось несколько метафор о погубленной девичьей чести. А в мой адрес, сказала Галлен, он произнес резкую обличительную речь, предвещая мне неминуемую кастрацию.
— О, он сошел с ума! — задыхаясь, выговорила Галлен. — Честное слово, Графф. Он носился по саду на четвереньках и швырял грязью в стены замка!
Да, пчелы тоже слышали это, они разжужжались в том самом месте, где она резко навалилась на них, — пчелиные ульи подпирали по всей длине ее гибкую, худощавую спину.
— Не позволяй ей наваливаться всем весом, — предостерег Кефф. — Не позволяй ей наклонять улей, умник.
«О, ты меня достал, Кефф. Честное слово, достал!» — подумал я.
— Они его в два счета поймают, — изрек Кефф.
— О, он совсем озверел, — продолжала Галлен. — Графф, весь город вышел ловить его. Я не знаю, куда он подевался.
— Им следует посадить его в клетку, — сказал Кефф, а ниже по дороге пятно сумасшедшего пляшущего света фар резко ударило по склонившимся на крутом повороте деревьям. Город беззвучно мерцал за впадиной, и очертания шарообразных деревьев словно прилипли к ночному небу.
— О, Графф! — воскликнула Галлен. — Мне так жаль. Мне очень жаль, Графф, потому что он твой друг.
— Слушай, — велел мне Кефф, но я ничего не слышал. — Слушай, умник, — со стороны города донеслось еще почти неразличимое стрекотание, — ты слышишь машину?
41 
