111 
Конечно, им не удалось отыскать еще множество тоннелей, но все они вели вниз. А выходы наверх последовательно перекрывались – во всяком случае, те, через которые можно было попасть в замок. Одна часть темницы вместе с узниками уже оказалась полностью изолирована. Там остались живые люди; иногда Элис слышала, как они молят о еде и воде. Однако крики становились все более слабыми. Кто знает, за что они попали в темницу и заслуживали ли такой судьбы?
Теперь, когда Элис поела, ей стало немного лучше, и она нашла в себе силы двигаться дальше, вглубь. До сих пор она старалась избегать дальней части подземелий, все еще сохраняя надежду, что ей не потребуется туда идти, хотя это было одно из мест, куда Роберт до сих пор не перекрыл доступ. Однако Элис больше не могла потакать своему страху; едва ли ей еще раз удастся раздобыть еду. Расскажет Эллен правду или нет, но Ночной всадник мертв, и Роберт, без сомнения, увеличит численность патрулей.
До сих пор она питалась тем, что приносили узникам, к тому же у нее имелся доступ к чистой воде, но два дня назад путь к источнику был перекрыт стеной. Теперь Элис приходилось довольствоваться грязной, гнилой водой. Девушка знала, что сможет пить ее, смешивая с вином, но вина хватит лишь на несколько дней.
И с каждым днем она будет слабеть.
Вот почему Элис пошла навстречу шепоту.
Нет, этот шепот не был похож на голоса других узников. Сначала она думала, что с ней говорят собственные мысли – первый признак надвигающегося безумия. В словах ей не удавалось уловить смысла, однако они приносили с собой образы и ощущения, которые не принадлежали человеческому разуму.
Но потом она вспомнила, как побывала в подземелье вместе с Мюриель, и поняла, что слышит голос Узника.
Так его называли, чтобы скрыть истинное имя: последний представитель расы демонов, поработившей людей и сефри, – последний скаслой.
По мере того как Элис приближалась к месту заточения Узника, шепот становился громче, образы – ярче, запахи – острее. Элис казалось, что ее пальцы превращаются в когти, а когда она прикоснулась ими к стене, раздался скрежет, словно они были медными или металлическими. Она чуяла вонь гниющих груш и серы, в ярких вспышках видела странные пейзажи с чешуйчатыми деревьями, лишенными листьев, огромным странным солнцем, черными крепостями у моря – такими старыми, что их стены и башни стали похожи на склоны древних гор. Тело Элис становилось то огромным, то крошечным.
«Это я, – повторяла она беззвучно. – Элис Берри. Моего отца звали Уолис Берри, мою мать – Уинфрид Викарс…»
Но детство казалось невозможно далеким. С огромным усилием Элис вспомнила дом, огромный особняк, который так плохо содержался, что в некоторых комнатах пол прогнил насквозь. Но когда она попыталась его себе представить, перед ее глазами возник каменный лабиринт.
Лицо матери превратилось в размытое пятно, окруженное светлыми волосами. Образ отца совсем потускнел, хотя она видела его всего год назад. У ее старшей сестры, Роуни, были голубые глаза, совсем как у нее самой, и шершавые руки, ласково гладившие ее волосы.
Элис исполнилось пять, когда леди в темном платье пришла ее забрать, и прошло целых десять лет, прежде чем она снова увидела родителей. Они привезли ее в Эслен и снова покинули.
Даже тогда они не узнали всей правды: дочь вернули им, чтобы король заметил ее и сделал своей любовницей.
Мать на следующий год умерла, а отец навестил Элис два года спустя, надеясь, что она убедит короля выделить ему деньги на осушение гнилых болот, постепенно поглощающих некогда плодородные земли. Уильям дал ему средства и инженера. С тех пор Элис больше не видела никого из своей семьи.
Сестра Марджери с ее хитрой улыбкой и вьющимися рыжими волосами; сестра Грен, длинноносая и с большими глазами; местра Катмей, темноволосая, худая, как плеть, видевшая всех насквозь, – вот кто стал ее семьей.
«И все они мертвы, – издевался голос. – Все мертвы. Да и твоя смерть уже близка…»
Неожиданно Элис показалось, что она парит, и лишь с некоторым запозданием она поняла, что падает, такими странными были ощущения, навеянные этим голосом.
Она отчаянно раскинула руки и ноги, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Как ни странно, ей это удалось, ладони почти сразу же наткнулись на стену. Руки дернуло так, словно какой-то великан решил оторвать их, боль отозвалась в потревоженной ране и с губ Элис сорвался крик. Она продолжала падать, обдирая колени и локти о стены шахты, пока белый свет не расцвел в ее ступнях, пронзил все существо, заставив покинуть собственное тело, устремиться ввысь, туда, где обитал черный ветер.
111 
